Новый год встретили отвратительно: выпили шампанского под звон курантов, обменялись подарками (духи против набора из дюжины компакт-дисков со скрипичной музыкой), а затем до половины четвертого молча смотрели телевизор, время от времени отвечая на телефонные звонки знакомых. Первого числа Елена с Никитой уехали в гости, а Данилов отправился к матери.

Он смертельно устал. На трезвую голову было невыносимо тяжело изображать бодрый оптимизм, но Владимир кое-как справился. Отбыл положенные четыре часа, вручил подарок – тут долго думать не пришлось, мать заказала фен «с кучей насадок и кучей режимов» – и отбыл домой, благословляя в душе Снежану, свою коллегу из фитнес-центра. Незадолго до Нового года она предложила Данилову поработать за нее с третьего по десятое января.

— Я могу потом столько же за тебя отсидеть, — предложила она, — или деньгами отдам.

— Лучше деньгами, — ответил Данилов, радуясь тому, что нашлось дело на все праздники.

Снежана поставила в известность шефа, получила разрешение и, вернувшись, должна была рассчитаться с Даниловым.

Второе января помог прикончить Полянский. Поначалу он сам попробовал напроситься в гости, но Данилов настоятельно предложил собраться у Игоря, и Полянскому пришлось согласиться.

— Небольшое женское общество не будет тебя раздражать? — спросил Игорь.

— Оно будет раздражать тебя, — ответил Данилов.

— Почему?

— Потому что я красив, немного брутален, меланхоличен, и у меня нелады в личной жизни. Такие мужчины безумно нравятся женщинам – вспомни хотя бы Печорина…

— Обойдемся без дуэли, — перебил Данилова Игорь.

Так Владимир избежал знакомства с очередной пассией друга. Он перевидал их много и разных – границы предпочтений Полянского раздвигались чуть ли не до бесконечности. Лишь одно объединяло этих юных и не очень дам: все они были замечательно глупы. Умных женщин Полянский не любил и побаивался. А еще он не любил молчуний, и все его избранницы были записными тараторками. Общение с ними неизбежно вызывало у Данилова сильнейший приступ головной боли.

Полянский на правах давнего и единственного друга (Данилов вообще считал, что настоящих друзей не может быть много) заслуживал того, чтобы быть полностью посвященным в хитросплетения отношений Владимира и Елены. К тому же Игорь время от времени давал неплохие советы, он умел абстрагироваться от эмоций и предпочтений, смотреть на ситуацию со стороны, и он никогда не путал причины и следствия. Данилову был нужен не столько советчик, сколько беспристрастный судья, способный дать ответ на вопрос: как правильно поступить.

— Знаешь, что я тебе скажу, Вовка… — заговорил Игорь, явно собираясь сказать нечто неприятное. — Тебе бы крышу вернуть на место. Такое впечатление, что она у тебя малость съехала…

«Сговорились они, что ли?» – раздраженно подумал Данилов, припоминая совет Елены о психоаналитике.

Он подавил раздражение и спокойно, с деланным равнодушием, поинтересовался:

— Откуда такое впечатление?

— От общения с тобой.

— А конкретнее?

— Давай сначала выпьем за нас, — предложил хитрец Полянский, наполняя рюмки, — за то, чтобы никакие слова не могли омрачить нашу дружбу, которой я искренне дорожу. Поверь, я искренне благодарен судьбе за то, что она свела нас.

Можно ли было после таких слов на что-то обижаться? Данилов улыбнулся, мысленно отметив коварство Полянского, и поднял свою рюмку. Мужчины звонко чокнулись, лихо опрокинули и, не сговариваясь, интеллигентно закусили оливкой. Можно было безбоязненно продолжать разговор, чем Полянский и воспользовался, и за какие-то четверть часа наговорил Данилову кучу гнусностей – справедливых и обоснованных.

— Так вот, — Игорь вздохнул, словно подчеркивая, как трудно ему критиковать друга. — Перво-наперво я хочу спросить – ты никогда не умел правильно общаться с женщинами или просто разучился?

— Будем считать, что не умел, — ответил Данилов.

— Поход в театр, как задумка для восстановления рассыпающихся отношений, был хорош, но что помешало тебе назавтра явиться домой с букетом, бутылкой вина и каким-нибудь веселым подарком? Так истратился на культурный досуг, что на букет уже не хватило бы? Сказал бы – я б тебе одолжил.

— Ты считаешь, что после того, как меня…

— Оскорбили? — подсказал Полянский. — Больно ранили? Или попросту обидели?

Данилов решил промолчать, не желая уводить разговор в сторону.

— И не надо было вообще лезть с обвинениями и претензиями, — продолжил Полянский. — С их помощью любовь не удержать. Ты прости меня за то, что я сейчас говорю банальности, но ничего другого я сказать тебе не могу. Ты забыл постулаты. Неужели нельзя было разок-другой сходить к психоаналитику, если уж тебя об этом попросили. Рассказал бы ему, что впервые по-настоящему влюбился в учительницу истории, а он бы тебе объяснил, что здесь и кроется причина твоей нелюбви к историческим романам…

— У нас был учитель истории, Илья Самсонович, старый и вредный.

— Ну это я так, к примеру. Сходил бы к психоаналитику, каждый день говорил бы Елене только хорошее, напирая на любовь и понимание… Это так легко!

— Может и легко, но невозможно, — Данилов не любил подчиняться. — И не по-мужски.

— А скандалить – это по-мужски! — удивился Полянский. — Знаешь, в чем твоя главная ошибка? Ты не понимаешь, что все у вас было хорошо до тех пор, пока вы играли в свою игру по общим правилам. Как только каждый начал играть по своим – все разладилось, верно?

— Верно, — признал Данилов.

— Так и начинайте снова играть по общим! Почему ты хочешь, чтобы Елена играла по твоим?

— Игорь, твоя схоластика заводит в такие логические дебри… — Данилов взял бутылку и разлил водку по рюмкам. — Давай выпьем, что ли, для прояснения.

— Давай, — согласился Полянский.

На этот раз закусили основательнее – традиционным новогодним салатом оливье.

— Надо напомнить Елене, что жизнь с тобой – это праздник. Радость, а не унылое выяснение отношений. И ничего, если какие-то шаги придется предпринять дважды или трижды, победа любит настойчивых.

— Иногда эта настойчивость превращается в слабость, — возразил Данилов. — Ты меня хорошо знаешь – я не люблю унижаться.

— Лишний раз сказать о любви любимой женщине – это унижение? Ну, Владимир Александрович, у вас и понятия…

— У меня, друг мой, принципы, через которые я не могу переступить, — возразил Данилов. — И, поверь, иногда сам об этом сожалею. Но поделать ничего не могу.

— Вот смотри – начали мы с тобой разговор вроде бы как нормально, но быстро зашли в тупик! — оживился Полянский. — Ты ушел в глухую оборону. Сказал, приличия ради, что сожалеешь, но тут же подчеркнул, что ничего не можешь сделать – принципы, мол, сильнее тебя. Все, дальше можно не продолжать. Неужели тебя устраивает подобное положение?