Порой Таня поражалась меткости его суждений. «Нет, все-такиВанька умнее Глеба. Бейбарсов – это форма, голая совершенная форма. Отточенныйклинок. Но что внутри у клинка? Такая же сталь», – подумала Таня.

Внезапно она спохватилась, что сравнивает их, чего делать нив коем случае нельзя. Путь это опасный и заведомо тупиковый. Заранее понятно,что каждый чем-то превосходит другого и в чем-то уступает. Даже думать об этомвредно. Неизвестно, до чего додумаешься.

В порядке компенсации Таня немного подумала о Пуппере. Какойон все-таки замечательный, хороший человек! Пишет ей письма, посылает цветы.

«Надо любить и принимать человека таким, какой он есть, вовсем его трогательном несовершенстве. Должно быть, в этом и есть секретсчастья», – подумала Таня.

От этих мыслей ее отвлекло появление Склеповой, которая шла,разумеется, с Гу… Вот она – опасность трафаретных мыслей и слишком очевидныхсвязей! Склепова шла с Зербаганом. За ними с видом жертвы криминальнойтрепанации черепа тащился карлик Бобес с пупырчатым носом. На его кислом лицебыло написано, что жизнь не удалась.

Зато Гробыня отрывалась по полной. Весьма приблизительнопредставляя себе, кто такой Зербаган (о нем она слышала только, что этокакая-то шишка), Склеппи жизнерадостно заклевывала его вопросами.

– Вам случалось бывать на Лысой Горе?

Зербаган настороженно уставился на нее, а карлик, тот вообщеостановился и от ужаса втянул бугристую голову в плечи. Маг оглянулся на него.Карлик закивал.

– Случалось, – осторожно ответил Зербаган.

– Часто?

– По роду службы: да.

– Службы? – мило удивилась Гробыня. – А ядумала: служат собачки, а мужчины работают.

От такой наглости Зербаган передернулся. За его спинойкто-то хихикнул. Маг быстро оглянулся на карлика, который ковырял пол загнутымноском ботинка, словно давил жука. Встречаться взглядом с хозяином он избегал.Зербаган сжал посох.

– Девушка! У вас что, дел нет? – спросил он сраздражением.

– Да какие у нас дела? Мама родила и на томспасибо! – отвечала Гробыня и, улыбнувшись Зербагану, отошла от него.

Быстро разобравшись цепким взглядом, кто уже прибыл, Склеповастала подходить ко всем по очереди. Одному она желала: «Приятного супа!»,другому: «Доброго матраса!», третьему: «Чудесных аппетитов!», четвертому: «Чтобтрусы не жали!».

Бейбарсову она долго трясла руку и словно по ошибке назвалаего Горизябликовым. Стоявшую рядом с ним Лизон Гробыня демонстративно незаметила. Той это не понравилось.

– Да, кстати… на случай, если ты не слышала! СегодняГлеб сделал мне предложение! – громко похвасталась она.

– Предложение? Мозгов и желудка? – наивно спросилаГробыня.

– Нет, руки и сердца!

– А остальные органы кому? Ишь ты какой хитрый! –удивилась Склепова и кокетливо погрозила Бейбарсову пальцем.

– Почему хитрый? – не поняла Лизон.

– Как почему? У мужчины разве рука и сердце – главныеорганы? Я-то, дура, думала, что мозги и желудок. Мой Гуня, пока не сожретчто-нибудь, вечно мне мозги полощет.

Лизон пошла красными, свекольного оттенка пятнами.

– Ну знаешь, Склепова! Для тебя нет ничего святого…Тебе бы все опошлить… – задохнулась она.

– Погоди! Ты как сказала: опушлить или опошлъть? –заинтересовалась Склепова. В ней пробудилась телевизионная страсть к правильнымударениям.

– Отстань, а? Я к тебе как к подруге обратилась, пропредложение рассказала, а ты… ты… – жалобно сказала Зализина. Губы у неезапрыгали.

Склеповой стало жаль ее.

– Да ладно тебе, Лизон, не дуйся! Кто же от нашегоженского брата слова слушает? От нашенского женского брата слушают подтекст.

– Подтекст? – спросила Зализина подозрительно.

– Ну да. Это ж я тебе завидую! А я вот, видно, от Гуниникогда не дождусь предложения… Так и скончаюсь не замужем с девятью детьми наруках, – сказала Гробыня.

– Ты что, хочешь замуж? – не поверила своим ушамЗализина.

– Разумеется, Лизон. Все девушки хотят замуж. И тембольше хотят, чем реже в этом сознаются. Это игра с фиксированным началом и безфиксированного конца.

Гробыня заметила, что Бейбарсов почти ее не слушает. Взглядего нет-нет, а перемещался чуть правее ее плеча. Обернувшись, Склепова заметилатам Таню, а чуть в стороне – Зербагана. Кто же из них интересовал Глеба?Склепова подумала, что уж точно не Зербаган.

На ревущем пылесосе в Зал Двух Стихий влетел играющийкомментатор, каким-то образом сумевший обойти запреты на полеты внутриТибидохса.

– Преподов пока нет? Поклепа нет? Ну и класс! –крикнул он, не замечая Зербагана.

Ревизор подал знак Бобесу, и тот быстро отметил этотвопиющий факт в отчете. Затем маг несильно стукнул посохом по мозаичным плитам.В тот же миг в пылесосе Ягуна что-то взорвалось, и играющий комментаторочутился на полу.

– Ну вот я до вас и снизошел! Спустился, так сказать, кнароду! – произнес Ягун, обнимая шланг своей машины.

Сам пылесос откатился невесть куда и теперь унылоподпрыгивал на полу, точно икающая черепаха.

– …и не понимаю, почему народ меня не поднимает! –созерцая потолок, продолжал Ягун.

Таня подошла к Ягуну и нетерпеливо дернула его за рукав.

– Опа! Чем поднимать так невежливо – лучше я самвстану! – сказал играющий комментатор и, качнувшись назад и сразу вперед,ловко поднялся, не коснувшись пола руками.

– Зербаган здесь! – шепнул ему Ванька.

– Знаю! Думаешь, я не догадался, кто помог мне слезть спылесоса?.. Тпру! Не смотри на него! – предупредил Ягун.

– Почему? – не понял Ванька.

– У тебя все на лице написано. С таким лицом, как утебя, в разведчики не берут. Вообрази: ты шпион, тебя послали стащить важныедокументы, а ты засыпался еще на вокзале, принявшись плевать в портрет Гитлера.Учитесь властвовать собой, вьюноша!

– А ты умеешь собой владеть? Ты выбалтываешь тристаслов в минуту! – возмутился Ванька.

– Родной, я болтаю, но не пробалтываюсь! Когда-нибудьты поймешь разницу! – назидательно сказал внук Ягге.

– Ягун, ты не забыл, что должен делать? –напомнила Таня.