Не спрашивайте меня о исторических реалиях, я всё равно не смогу внятно объяснить, а слова о том, что сказка есть сказка и в ней свои законы, вряд ли удовлетворят сколько-нибудь серьёзного учёного.

А ранее наш деятельный Митяй заявился с набитым колбасами и сырами коробом, который тащил на своём горбу тот самый смешливый парень, что потом, хихикая сквозь слёзы, в ногах у бабушки Яги валялся, умоляя избавить его от вечного смеха. Домохозяйка у нас добрая, особенно когда слегка пьяненькая. За ещё одну поллитру мартини она щелчком пальцев убрала дебильную улыбочку с лица бедного замотанного паренька.

Но самое интересное, что, прощаясь, усатый господин наместник от души поблагодарил меня и всю нашу опергруппу за помощь в расследовании, а обняв на прощанье, тихо шепнул на ухо:

– Слыхал я, што вы принца Йохана ищитя? Так от ящё мой дед говорил, што, дескать, прощялыга энтот, бабник и пьяница, через границу нашу законно прошёл и такоже назад вышел. По-любому выходить, што не могла яго уважаемая Баба-яга прибить-то, но вот што с ним в той же Польше приключилося, прости, ня ведаю…

Разумеется, обо всём этом я рассказал всем нашим, когда, минуя вброд обмелевшую речку Буг, наша избушка, отряхнув свои куриные ножки, шагнула на территорию суверенного в те времена королевства польского. У нас на руках были все необходимые грамоты проезжие от царя Гороха, заверенные гербовой печатью наместника Бреста и подкреплённые отдельными бумагами от немецкого посла за подписью и печатью короля Фридриха Вильгельма. То есть полный карт-бланш.

– А я ещё, грешным делом, огурцов зелёных с огородов набрал, – похвастался дьяк.

– Спёр, – вежливо поправил его Митька. – Чтоб вас, Филимон Митрофанович, с тех огурцов да и пронесло на ходу. А я-то как есть ворованного в рот не возьму!

– Никитушка, – вдруг обернулась ко мне абсолютно трезвая Яга, не обращая внимания на спор наших товарищей по несчастью, – ты уж прости меня, старую, что я тебе не помогала ничем.

– Ерунда…

– Ты пойми, ить важно ж было, чтоб ты сам свой престиж сыскного воеводы без всяческого постороннего участия отстоял. Поверь мне, опытной женщине, фигу мы с тобой из того же Бресту выехали бы забесплатно, коли б ты тому наместнику не показал, чего на деле стоишь! А теперича он так крепко милицию уважает, что впредь и кривой ухмылочки в адрес царя Гороха не позволит…

– Значит, вы притворялись?

– Ну-у… не то чтоб… Мартини-то их не самопальный, ой и сладкое бабское пойло, тебе скажу… Как есть из самой Италии!

– Притворялись.

– Ой, Никитушка, соколик, ты ж не думаешь, что ежели я могу четверть водки в баньке пригубить для души, дык меня поллитрой мартини с ног свалит?

– В следующий раз ставьте меня в известность о своих тайных планах. – Я укоризненно покачал головой, для пущей убедительности цокая языком на манер героя Стругацких. Увы, на бабку оно никак не действовало.

Наверное, через час или, быть может, менее прямо посреди дороги вдруг встали плечом к плечу четверо удалых молодцов среднего возраста, в европейском платье, в собольих шапках с перьями, с огромными саблями у бедра и стягом с польским орлом.

– Вот и таможня, сотруднички, – объявила бабка, довольно потирая ладошки. – Ох, и до чего ж я люблю польскую сторонку! Варки – хоть залейся, фляков – хоть облопайся, бигоса – хоть тресни, а культура какая-а. От ить как заведут хором «Ещё Польска не сгинела», аж слёзы на глаза! Так душевно пою-ут…

– Бабуль, а если исключительно между нами?

– Ну-кось?

– Вы польских принцев не ели? – в лоб спросил я.

– Никогда! От тебе зуб даю, участковый, ни-ко-гда!

– Совсем никогда и никого?

– Ох, ну было дело разок. Один старый скандалист Якуб Наглейба в Лукошкине ещё лет пять назад молодого Гороха хаял. Поговорила я с ним нос к носу, теперича он про нас и лишнее слово молвить боится. У меня ж нрав крут, рука тяжела, а терпение коротко. Но есть не ела! Куснула разок, и то так, порядку ради. Сама чуть не потравилася…

– Что ж, может, вы тогда и выйдете на переговоры?

– А почему бы и нет? – подумав, подбоченилась бабка. – Язык ихний я знаю, привычки да повадки тоже. Отчего бы мне к панам полякам с улыбкою лебедью белою не выплыть?

Никто спорить не стал, так что на объяснения с польскими пограничниками (если в те времена так можно было выразиться) прямо на крыльцо избушки храбро шагнула наша бессменная эксперт-криминалистка.

– Дзень добрий, ясновельможный пан!

– Дзень добрий, стара пани! Чем мох бы помоч?

– Желам от вас знат наилепший шлях до славной Варшавы, так, чтоб Вислу переплыть и с русалкою ихней на мечах николи не браниться.

Я так понял, что на польском наша милая старушка говорит весьма условно, но главное, что её хоть как-то понимают.

– Пани едет с камрадами з Бресту?

– Не, я-то з миста Лукошкино, – храбро закрутила бабка. – Ми все ест милиция, полиция, органы по службе, кавалерия, шаблюки имеем. Так что, шановний пан офицер, за Бога рубиться или Матке Боске молиться?

Пограничный поляк на наших глазах несколько подзавис. Я бы на его месте, честно говоря, вообще сдался.

– То вы з Руси? Не з Бресту?

– А в чём проблема-то?

– Они там все едят… как-то хуморно, а… кор-то-пфэль! – пошутил он.

– И чё тут смешного-то, а? Сей же час обоснуй мне, морда твоя нахальная! Я ить тут жила в лесах, я за белорусов могу и коленом под зад заехать, и бритвою полоснуть…

Бедный шляхтич, или как их там называют, спал с лица. В общем и целом всем вдруг стало ясно, что наша бабушка-экспертиза готова грудью встать за малую Брестскую крепость и никогда никому не позволит ни смеху, ни издевательств по этому поводу.

Лично я просто не знал, что сама Баба-яга искренне, от всей души, пребывала в незыблемой уверенности – земли Великой, Малой и Белой Руси относятся к её ведомству. Типа она там живёт, а потому контролирует, защищает, крышует и всё такое.

– Пше прошу, пани, – догадался пограничник. – Я мог бы познац вас?

От таких слов, чего бы они ни значили, Яга растаяла вмиг. Меж тем молодой поляк подал ей руку, помогая сойти с крылечка, сопроводил в сторонку. Он галантно расстелил свой плащ на траве, она кокетливо присела, поправляя платочек и скрипя костяной ногой.

Таможенник закрутил короткие усы и, явно флиртуя, предложил старушке наливное яблочко. Баба-яга столь же игриво достала из-за пазухи бутылочку малиновой наливки.

– Вот же как он, павлин варшавский, перед ней весь хвост распускает, – завистливо пробормотал Митька, глядя через мою голову в окно.

– Ничё, ничё, от тока