Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– На ней изображен наш дом… – сказала Ю. – Видишь, вот здесь уголок окна этой самой комнаты. Дом нарисовали до того, как дедушка все перестроил, вот почему нового крыла нет.
– Какой красивый старый дом, – отозвалась я. – Мне почти жаль, что твой дед так сильно его изменил.
– Водопровод, – пояснила Ю. – С водопроводом все по-другому.
– Конечно, – кивнула я, – хорошо, что ты снова открыла старое крыло. Должно быть, во времена дедушки здесь было замечательно.
И мы посмотрели на изображение старого дома – темный силуэт на светлом небе, рассмотрели окна этой самой комнаты, поблескивающие сквозь деревья, и извилистую дорогу, ведущую через ворота вниз, до самого края картины.
– Хорошо, что дом за стеклом, – хихикнула я. – Если на этом холме начнется оползень, все окажется прямо у нас на коленях.
– В моей постели, ты хочешь сказать, – заметила Ю. – Не знаю, смогу ли я спать со старым домом над головой.
– Наверное, твой дедушка тоже до сих пор там, – предположила я. – Бродит в ночном колпаке по старому сараю со свечой в руке.
– Придумывает новые улучшения.
Ю спряталась под одеялом с головой.
– Боже, спаси нас от реформаторов, – вздохнула я и пошла в свою комнату, закрыла тяжелые шторы, чтобы не мешал лунный свет, и легла спать.
А на следующее утро Ю пропала.
Я проснулась поздно, поела внизу – завтрак накрыл первый помощник лакея или как там называлась его должность (даже Ю, прожив четыре года в доме с дворецким и целым штатом слуг, так и не поняла, кого можно послать за чаем; в конце концов она сдалась и перешла на херес, который могла наливать себе из графина на буфете) и устроилась почитать, полагая, что Ю будет спать допоздна и спустится, когда того пожелает.
Однако в час дня мне показалось уже довольно поздно, и, когда слуги один за другим принялись объявлять о приближающемся обеде, я отправилась к Ю.
В комнате ее не было. В кровати определенно кто-то провел ночь, но ни один из армии слуг даже и не предполагал, где находится хозяйка. Более того, никто не видел и не слышал о ней с тех пор, как я ушла из ее спальни накануне вечером; все думали, как и я, что она заспалась.
К вечеру я решила позвонить Джону, адвокату семьи Ю, жившему в соседнем поместье и близкому другу мужа Ю. Джон всегда был готов дать ей добрый совет. К вечеру он решил позвонить в полицию.
Прошло несколько дней, ничего не было слышно ни от Ю, ни о ней, и полиция изменила свою мнение: теперь они предполагали, что произошло не похищение, а самоубийство. Как-то ближе к вечеру пришел адвокат и предложил мне закрыть дом.
– Не хочу об этом говорить, Кэтрин, но… – Джон покачал головой. – Боюсь, она мертва.
– Но почему? Не может быть! – Я тогда все время плакала. – Поймите, я была с ней в тот вечер. Мы разговаривали, и она была счастливее, чем в предыдущие недели, с тех пор, как умер ее муж.
– Потому я и думаю, что она мертва, – сказал он. – Она была убита горем. У нее не осталось ничего, ради чего стоило бы жить.
– Она строила планы, хотела продать этот дом и путешествовать! Собиралась пожить за границей, посмотреть мир, встретить новых друзей, попытаться начать жизнь заново – мы хотели поехать вместе! И говорили об этом той ночью и смеялись над домом… она сказала, что картина упадет на ее кровать!! – Мой голос оборвался.
В тот раз я впервые подумала о картине за стеклом, впервые с тех пор, как оставила Ю в ее комнате, с лунным светом, запутавшимся в ее локонах на подушке. И я задумалась.
– Подождите до завтра, – попросила я адвоката. – Дайте мне день или два. Что если она вернется сегодня вечером?!
Джон грустно покачал головой и ушел, оставил меня одну в доме. Я позвонила слугам и приказала перенести мои вещи в комнату Ю.
Полная луна стала половинкой, но серебристый свет все еще заполнял комнату призрачным сиянием, когда я ложилась в кровать Ю, глядя в пустые окна на изображении старого дома. Я заснула, с тоской вспоминая слова Ю о старике, который жил в старом доме, замышляя его переделать.
Когда я проснулась, лунный свет по-прежнему заливал комнату, а с картины на меня смотрела старуха. Она была на внутренней стороне стекла, закрывавшего картину, и что-то неразборчиво лопотала, таращась на меня; она казалась двадцати футов ростом – ее фигура закрывала собой весь дом. Я села в постели и отодвинулась как можно дальше. При виде фигуры, запертой за стеклом, меня охватил ледяной ужас.
Внезапно старуха отошла, и я увидела дорогу, ведущую из дома, и Ю – она бежала и отчаянно махала мне рукой. Я таращилась на картину, чувствуя, как меня охватывает озноб. Я не ошиблась: Ю попалась в ловушку старого дома. Не удержавшись, я разрыдалась от счастья, что вовремя ее нашла.
Разбив домашними туфлями стекло на картине, я протянула руки к Ю, чтобы позвать ее, поторопить. И вдруг увидела: старуха уже не на внутренней стороне стекла, она свободна, стоит рядом со мной и смеется. Запрыгнув на кровать, я отчаянно попыталась запихнуть старушку обратно и увидела, как Ю, беспомощно опустив руки, медленно возвращается в дом. Потом комната исчезла, и стекло сомкнулось вокруг меня.
– Я махала тебе рукой, чтобы ты ушла, – недовольно повторяла Ю. – Ты должна была оставить меня здесь и уехать. Теперь нам не выбраться – ни тебе, ни мне. Тебе нужно было уйти.
Я открыла глаза и огляделась. Я находилась в столовой старого дома, вокруг – странно и мрачно! Темно. Ни мебели, ни украшений. Веяло сыростью.
– Водопровода тоже нет, – сухо сказала Ю, заметив недоумение на моем лице. – Картину нарисовали до того, как дом перестроили.
– Но…
– Прячься! – прошептала Ю.
Она толкнула меня в угол из пятна света, который давала одна свеча,