— Достаточно, давайте обойдемся без крови.

— А-а! — опять прошелестела булава.

— Да убейте же его, барон!

Найл обернулся на крик, увидел горящие глаза княжны. Великая Богиня, откуда в ней столько ненависти?

— Убейте его, барон!

Правитель ощутил жуткую усталость. Ему вдруг надоело разбираться в хитросплетениях интриг, причинах любви и ненависти, надоело рисковать собой и жалеть дураков. Он сделал широкий шаг вперед, избегая очередного удара, развернулся лицом к врагу и вытянул из ножен меч.

— Остановитесь, барон. Я не хочу вас убивать.

— А-а! — радостно взревел бородач, поняв, что Посланник больше не станет уворачиваться. Он со всей ярости размахнулся из-за спины… Возможно, барону часто приходилось охотиться на мух ради своего развлечения. Но никогда в жизни не приходилось ему сглатывать голодную слюну, наблюдая за полетом жирной твари, никогда его ужин не зависел от того, удастся ли острию копья пробить в полете жужжащую дичь. Муха хитра и вертлява, а тяжелое ядро булавы умеет летать только по прямой.

Найл прикоснулся к смертоносному снаряду кончиком меча и немного подтолкнул его в сторону. Теперь шипастый шар летел уже не в голову, а проскакивал рядом с плечом, увлекая за собой руки северянина. Посланник сделал шаг вперед — основание клинка уперлось барону в горло — потом отвернул лицо и рванул рукоять меча к себе.

Вот и все.

Он не стал смотреть, что происходило дальше с упрямым врагом. Он неторопливо добрел до переполненной цветами клумбы и вытер меч о траву. Позади послышался глухой стук падающего тела.

Найлу пришла в голову смешная мысль. Он провел клинком над землей, потом спрятал меч, собрал в букет опавшие цветы.

— Это тебе, прекрасная леди, — подошел он к княжне сквозь расступившуюся толпу.

Душа Ямиссы рванулась, как попавшая в силки бабочка, и ослабла. В сознании наступил провал — ни единой мысли. Ошеломленная, она молча приняла букет. А Найл пошел дальше, к дверям в правое крыло. Большой прием ему изрядно надоел.

— Какой великолепный поединок! — устремился навстречу князь. Подобного я не припомню за всю свою жизнь. Сила против ловкости, хладнокровие против ярости! О тебе станут рассказывать легенды, мой друг!

Князь запнулся, вглядываясь в суровые черты победителя.

— Да что с тобою? Лица на тебе нет. Ты ранен?

Найл посмотрел хозяину замка в глаза. В глаза человека, который даже спасая жизнь своей дочери, умеет думать балансах сил и психологии вассалов, в глаза человека, который даже позорное поражение способен превратить в победу.

— Что-то не так, Посланник Богини?

А еще Найл вспомнил о двухстах детях, которые уже сейчас находятся на пути в Приозерье, еще ста, которые вот-вот прибудут из ближних городов, о полутора сотнях, что должны прибыть от лесачей и еще многих сотнях, которых удастся выкупить у нерадивых матерей. О парусах, которые станут подниматься на мачты, о воздушных шарах, взмывающих в небо, о топорах, которые застучат на верфи. И Найл… Улыбнулся.

— Мне стыдно, князь, что я пролил кровь на твоем празднике.

— Брось, друг мой! Такой красивый поединок! Какое изящество, выдержка. А кровь… Что значит кровь одного человека по сравнению тысячами жизней, исчезающих в пекле войны? А? — хозяин замка вопросительно поднял брови.

Найл понял, что гражданскую войну выиграл все-таки не он. Он — «джокер». А войну выиграл князь.

— Благодарю тебя, князь. Мне хочется отдохнуть.

— Да ты что, правитель? — искренне возмутился князь. Герой праздника хочет сбежать в укрытие! Да придворные дамы разорвут меня в клочья! Ты мне друг, Посланник Богини, но жизнь дороже. Идем.

* * *

Услышав, как отворилась дверь, Найл сунул руку под подушку, сжав рукоять меча, и поднял голову. Княжна Ямисса, по-прежнему одетая в скромное белое платье, поставила кувшин на пол, задвинула засов и показала подаренный Найлом букет.

— Цветы. Их нужно поставить в воду.

Она подошла к стеллажу, выдернула из вазы старый букет, швырнула его в окно. Выплеснула туда же старую воду, налила из кувшина свежей и, наконец-то, водрузила туда букет, поставив его на стол.

— Красивый, правда?

Княжна подошла ближе, села на край постели.

— Ой, что это?

Она взялась двумя пальчиками за выступающий из-под подушки кончик клинка и вытянула меч целиком.

Ямисса прыснула в кулак:

— Ой, дамы так замучили героя своими приставаниями, что он спит с обнаженным акинаком под подушкой! Много пришлось отбиваться?

— Если бы тебе хоть раз пришлось проснуться от шорохов крадущегося скорпиона, ты тоже научилась бы спасть с оружием.

— Может быть, тебе просто запирать дверь? — указала на задвижку княжна.

— Да? — хмыкнул Найл. — Ты знаешь, детство я провел в пещере, где никогда не имелось дверей, юность провел в походах, где дверей тоже не встречалось, пауки держали меня в казарме, которая запиралась снаружи, а потом я жил во дворце, где запоров тоже нет. Мне как-то и в голову не пришло, что ее можно закрыть.

Княжна опять рассмеялась, встала, выбрала на столе один из стаканов, полнила его из своего кувшина, залпом осушила.

— Хочешь воды?

— Нет.

Ямисса выпила еще один стакан, потом вернулась на край постели.

— Ты знаешь, Посланник Богини, по законам турнира дама, выставившая свой платок, обязана стереть им пыль и пот с тела победителя. Мне очень неприятно тебя огорчать, правитель Южных песков и Серебряного озера, но победил именно ты.

Княжна наклонилась вперед, взялась за край одеяла, отогнула, обнажив Найла до пояса, потом неторопливо расстегнула ворот платья, достала спрятанный на груди платок и начала тщательно выполнять свой долг.

Хотя вытирать пыль и пот полагалось платком, Найл чувствовал, что по коже его лица, щекам, губам, шее скользят теплые и мягкие подушечки пальцев. Они коснулись плеч, ямочек ключиц, груди, добрались до соска левой груди, потом правой. Правитель понял, что всю процедуру до конца все равно вынести не сможет, вскинул руки и привлек девушку к себе.

Ее губы пахли свежими яблоками, они были горячими, ласковыми, зовущими. Найл опрокинул ее на спину, попытался забраться под юбку и долго путался в длинном подоле платья. Девушка тихонько хихикала, но не сопротивлялась. Наконец он смог добраться до цели своих изысканий, и она притихла, вслушиваясь в собственные ощущения. Найл хотел ласкать ее как можно дольше, готовя к первому в жизни акту любви, но Ямисса сама попросила:

— Скорее… А то мне немного страшно, — и он выполнил ее просьбу.

Найл боялся причинить ей какую-либо боль в первую ночь, отвратить ее от близости, он старался быть нежен, нетороплив, но волна чувств захватила девушку, и уже она торопила его, заставляя стать более смелым, энергичным, решительным, и именно для нее первой этот вечер взорвался букетом наслаждений.