— Послушайте, месье, там ведь жутко? У меня внук собрался…

— А что, туда уже отправляют экспедицию? — удивился я.

— Да, через полгода.

— Ксенобиологи жаждут ухомахов?

— Не то слово! Алчут.

— Так выпьем же за то…

— Помилуйте! При чем тут узы брака? Так уже сто лет не целуются. Можно подумать, что вы век проспали… ох, а ведь и в самом деле! Извините, граф.

— Признайтесь, мой Роджер здорово вас напугал? Вы не скажете ему при случае, что серьга — это уже перебор? И потом, прически такой формы не носят даже мужчины Плутона!

— О, даже в этой провинции?

— Представьте себе. Офицеру не обязательно выглядеть уродом, согласны?

— Да, враги опасаются не этого.

— …и никаких отказов, генацвале. Кровная обида, слушай. Шашлык, саперави, кахетинское, хванчкара… да что хочешь! Ты лобио пробовал? Сам готовлю, слушай. В приправе одних трав — семнадцать штук. Канал кто выделил, а?

И вдруг в этом обаятельном гаме — холодная фраза. Неожиданная, как выстрел.

— Милорд, уступите мне звездолет.

— «Туарег»? — удивленно переспросил я.

— Совершенно верно. «Туарег».

— Да как-то еще не думал…

— Цену назначьте сами.

Вот здесь я включился и наконец осмысленно глянул на собеседника. Передо мной стоял поджарый седой джентльмен, «соль с перцем». Прекрасная осанка. Высокий воротничок, манжеты с бриллиантовыми запонками. В руке — бокал с чем-то игристым на самом донышке. Спокойствие уверенной в себе силы. Обаяние хозяина своего слова. Холодные, серые и умные глаза со сдержанной усмешкой. Впечатление несколько портила пара специфического вида верзил за его спиной.

— Тим Греггсен, предприниматель, — представился он.

— Рад познакомиться, мистер Греггсен. У вас талант покорять людей с первого взгляда.

Скупая улыбка:

— Я знаю.

Да, знает. Следовательно, пользуется. Для чего? Мне показалось, что не стоило размякать и поддаваться, хотя прямо так и тянуло ударить по рукам, хлопнуть виски, растаять от обоюдной мужской симпатии, не задумываясь о том, насколько она обоюдна.

До Кроноса я бы так и поступил. Но то — до Кроноса. После него начинаешь ценить сухое благо рассудка больше, чем захватывающее, но недолгое упоение чувствами. Во имя этого пришлось обуздывать любовь к ближнему. Старею, наверное.

Я решил, что не грех кое-что и выяснить. И с вполне естественным удивлением, оправдывающим некоторую бестактность, спросил:

— Да зачем вам «Туарег»?

— Видите ли, он мне нужен, — невозмутимо ответил Греггсен.

Чары рассеялись. Любезность тона не могла компенсировать высокомерного отказа отвечать по существу. Если просишь об одолжении, будь добр, прояви хотя бы подобие откровенности. Чем-чем, а этим от Греггсена совсем не веяло. Веяло очень дорогим лосьоном.

— Итак? — спросил он.

С такими людьми нужно говорить жестко и напрямик.

— Вы достаточно богаты?

Греггсен поднял бровь.

— Достаточно для чего?

— Для того, чтобы купить «Туарег» на аукционе?

— Разумеется.

Он сказал «разумеется» так, что я ни на секунду не усомнился. Гордость сокровищами прямо сочилась. Вероятно, калиф осчастливливал меня самим фактом беседы. Но счастливого опьянения я почему-то не испытывал. Напротив, трезвел.

— Тогда почему спешите?

Греггсен отпил глоток из своего бокала и спокойно глянул мне в глаза.

— Мне не хочется терять время. Ваше решение?

В общих чертах я уже представлял, какого сорта человек передо мной.

— Нет.

— У вас мало шансов.

— Значит, они есть.

— Да практически… Можно узнать, почему вы отказываете?

— О, конечно. Не только можете, имеете право. Я ведь тоже задал не совсем тактичный вопрос.

Лицо Греггсена изменилось. На нем появилось жестковатое выражение. Кажется, не привык выслушивать замечания в свой адрес, ох не привык… Давненько этот человек не встречал сопротивления.

— Так в чем же дело? — спросил он.

— Дело в том, сэр, что я связан обязательствами.

— «Туарег» кому-то обещан?

— Нет. Я говорю об обязательствах перед собой.

— Не понимаю.

— Иначе говоря, я хочу оставить «Туарег» себе, — разъяснил я.

— Да зачем он вам нужен?

— А вам?

Очень коротко, мимолетно, почти неуловимо, его взгляд изменился. Очевидно, он понял, что дальше избегать ответов нельзя, иначе попытка закончится неудачей. А мириться с неудачей такие люди считают ниже своего достоинства.

— Предположим, с «Туарегом» у меня связаны сентиментальные воспоминания, — сказал Греггсен. — Хотя вам такая причина может показаться не очень убедительной.

— Почему? Мне многое пришлось пережить на борту этого корабля. Прекрасно вас понимаю.

Греггсен молчал. Держал паузу, давая понять, что ждет весомых доводов. Немного подумав, я решил усилить собственную мотивацию. Так, чтобы она перевешивала.

— Мистер Греггсен! Благодаря «Туарегу» я спас свою жену. Не знаю, покажется ли вам убедительной такая причина.

Теперь ему предстояло отыскать более сильный аргумент. И открыть одну из следующих карт. Но Греггсен решил этого не делать. Видимо, посчитав, что для первого раза и так достаточно. Быстро прикинув что-то в уме, он сказал:

— Тоже понимаю. Извините. Но если обстоятельства изменятся, мое предложение остается в силе.

Он протянул визитку с платиновым тиснением и откланялся. Я не удержался и посмотрел ему вслед. Не смог победить упрямо вспыхивающей симпатии.

Это был яркий, несомненно, талантливый человек, имеющий цели, умеющий их добиваться, способный на действия быстрые и решительные. В нем чувствовались огромная воля, выдержка и самоуважение. В древности такие люди либо создавали, либо крушили империи, в зависимости от обстоятельств.

Но их время прошло. И в нашу же эпоху коллективных усилий для индивидуалистов подобного масштаба нет подходящих задач. Если не выходить за рамки закона, разумеется. Мне показалось, что Греггсен на это способен. Я понял, что от своей цели он не откажется. И к следующему разговору подготовится гораздо основательнее.

— Что, — спросил Круклис, — началось?

— Первая проба, — сказал я. — На управление безопасности не похоже. Слишком прямолинейно.