— Вот и Харли-стрит, миледи, — сказал Нед, останавливаясь и оборачиваясь к спутнице.

— Это она, Эдвард? — тихо спросила Марианна, затем, охваченная волнением, без сил опустилась на вышеупомянутые ступени.

Она не просидела и минуты, как заслышала шаги. Приближалась большая компания. Луна вновь спряталась, так что разглядеть никого было невозможно, однако некоторых Марианна легко узнала по голосам.

— Сдается мне, вице-президент, мы запаздываем, — произнес один.

— Да, почтеннейший[65]… — был ответ; при звуке этого голоса Марианна похолодела и, торопливо вскочив, спряталась за колонной. — Да, и ставлю десять против одного, что Гордон[66]предлагает нас за это оштрафовать.

— По рукам, милорд маркиз! — воскликнул третий.

— Это О’Коннор? — спросил тот, кто предложил пари.

— Да.

— Что ж, отлично, и я сегодня рассчитываю поживиться на ваш счет, мой драгоценный рыцарь мотыги.

Тут двери распахнулись, и хлынувший в ночную тьму свет озарил двадцать — тридцать джентльменов, по большей части высоких красавцев.

С надменным взором, с видом величавым

Прошли они — земли краса и слава[67].

Молодые люди беспорядочной толпой взбежали по ступенькам в великолепный зал, освещенный, как солнцем, огромной люстрой под потолком. Затем дверь закрылась, и царица-ночь вновь вступила в свои права.

— Лихие молодцы, — заметил Нед, подходя к перепуганной маркизе. — Заметь они вас, могли бы и обидеть. Впрочем, с ними милорд, и при нем они, пожалуй, вели бы себя поприличнее.

— Идемте, Эдвард, — сказала она.

— Какой дом вам нужен, миледи?

— Последний на улице, слева.

Скоро они добрались до цели, и Марианна, велев Неду ждать ее снаружи, робко постучала в дверь. Открыла неопрятная служанка в засаленном кружевном чепце и цветастом бумазейном платье.

— Здесь ли остановилась мисс Фоксли? — спросила маркиза.

— Да, мэм. Ступайте за мной, я вас провожу. — И, тщательно заперев дверь, служанка провела Марианну по узкой каменной лестнице и через коридор, тускло освещенный единственной лампой. В его конце располагалась комната; служанка вошла первой и сообщила, что пришла дама.

— Вот как? — ответил кто-то внутри. — Веди ее сюда.

Гостью впустили в комнатенку, вся обстановка которой состояла из раскладного столика, пяти или шести стульев с плетеными сиденьями, вытертого ковра, линялых зеленых занавесок и сломанной бумажной ширмы. Дров в камине было мало, но горели они ярко. Перед огнем сидела в кресле высокая женщина. Она встала, приветствуя Марианну, и обратилась к ней с такими словами:

— Как поживаете, госпожа маркиза? Не могу поверить, что вы снизошли до визита к моей жалкой особе. Прошу садиться, если не побрезгуете этими убогими стульями.

— Мисс Фоксли, — сказала Марианна, садясь, — я многим рискнула, чтобы прийти на ваш зов, и не уверена, что поступила правильно, однако стремление узнать, правда ли то, на что вы намекаете в письме, перевесила все прочие соображения. Прошу вас, расскажите все прямо как можно скорее.

— Ах, сударыня! — с дьявольской усмешкой произнесла гувернантка. — Вы, без сомнения, счастливая жена, любящая и любимая. Маркиз, как говорят, очень заботливый супруг, и, если не ошибаюсь, вы недавно подарили ему сына. Однако, миледи, разве такое блаженство бывает долговечным? Не боитесь ли вы, что оно закончится? Полный штиль обычно предвещает бурю. Не знаете ли вы человека, чье появление вмиг развеет вашу идиллию?

— Мисс Фоксли, мисс Фоксли, — чуть слышно проговорила Марианна, — не мучьте меня, ради всего святого. Заклинаю вас памятью покойной матушки, которую вы некогда чтили! Говорите худшее, не тяните. Он вернулся?

— Глядите сами, — ответила мисс Фоксли, дергая колокольчик. Тут же вошла служанка. — Скажи джентльмену в соседней комнате, что я хочу с ним поговорить.

Девушка вышла, и почти сразу в комнату вступил молодой человек. Он был высок и хорошо сложен, с чертами красивыми, но неприятными. Черные глаза лихорадочно блестели из-под темно-русых волос.

— Мистер Генри, — сказала мисс Фоксли, — позвольте вам представить подругу вашего детства, Марианну Хьюм. Сейчас она, увы, носит другую фамилию, но это не моя вина.

Он подошел к маркизе, которая сидела, закрыв лицо руками, и сказал:

— Сударыня, перед вами Генри Перси. Я вернулся из дальних странствий к той, кто когда-то была ко мне благосклонна.

При звуке его голоса Марианна подняла глаза. Несколько минут она смотрела пристально, затем промолвила:

— Это не Генри. Он был моложе, красивее, с более мягким голосом. Мисс Фоксли, вы меня обманываете. Этот человек если на него и похож, то весьма отдаленно.

— И все же, — ответила гувернантка, — это Генри Перси, ваш Генри Перси, и никто другой.

— Я вам не верю, вот его портрет, — вынимая из-за корсажа миниатюру, сказала Марианна. — Сравните и скажите мне, в чем сходство.

— Сударыня, — перебил молодой человек. — Я не удивляюсь, что вы меня не узнали. Долгая жизнь в чужих краях неизбежно производит перемены во внешности, однако внутренне я все тот же, чего, боюсь, нельзя сказать о некоторых других.

— Не оскорбляйте меня, сэр! — проговорила Марианна. Смертельная бледность на ее лице сменилась краской гнева. — Свидетельства моих собственных чувств убеждают меня надежнее, чем ваши речи.

— Коли вы не верите моим словам, — отвечал он, — вот вам доказательство, которое вы не посмеете отрицать.

И он вложил ей в руку серебряную коробочку. Марианна заглянула внутрь и, слабо вскрикнув, почти без чувств упала обратно на стул.

— Ну что, клятвопреступница, теперь ты меня признала? — со злостью проговорил молодой человек.

— Да, да, но… дайте мне неделю… хотя бы неделю, чтобы собраться с мыслями.

— Ни единого дня, ни единого часа ты у меня не получишь. Закон на моей стороне, и я намерен немедля получить то, что мое по праву.

Маркиза упала на колени и, ломая руки, в слезах принялась умолять Перси об отсрочке. Наконец ее мольбы как будто его тронули.

— Встаньте, сударыня, — сказал он. — Даю вам неделю при условии, что в это время вы не будете советоваться с маркизом Доуро.