За несколько дней до этого выступления у Никиты Сергеевича был непротокольный разговор с Д. Эйзенхауэром в Кэмп-Дэвиде, летней резиденции президента. Вспоминали вторую мировую войну, знаменитые сражения. Вдруг Эйзенхауэр спросил Хрущева, каким образом Советское правительство регулирует выделение средств на военные программы. «А как вы, господин президент?» – поинтересовался, в свою очередь, Никита Сергеевич. Эйзенхауэр развел руками, прихлопнул по коленке: «Прибегают ко мне наши военные, расписывают, какие у русских потрясающие военные достижения, и тут же требуют деньги – не можем мы отстать от Советов!» – «Вот так же и у нас, – подхватил мысль президента Хрущев, – приходят военные, расписывают, какие потрясающие достижения у американцев. И требуют денег. Мы ведь не можем отстать от Соединенных Штатов!»

Гость и хозяин рассмеялись. Никита Сергеевич часто пересказывал этот эпизод.

Видно, неспроста заговорил Эйзенхауэр с Хрущевым о том, кто взвинчивает гонку вооружений. В конце своей президентской карьеры он предупредил нацию о не поддающемся контролю влиянии военно-промышленного комплекса США. Этот комплекс может стать самодействующей политической силой, способной втравить Америку в страшные авантюры.

Наша страна демонстрировала свое миролюбие конкретными действиями. На январской сессии Верховного Совета СССР 1960 года Н. С. Хрущев так охарактеризовал динамику развития Советских Вооруженных Сил за несколько десятилетий. В 1927 году они насчитывают 586 тысяч человек; в 1937-м – 1433 тысячи; в 1941-м – 4207 тысяч; в 1945-м – 11365 тысяч; в 1948-м – 2874 тысячи; в 1955-м – 5763 тысячи; в 1955–1958 годах – 3623 тысячи. От имени Советского правительства на этой сессии он внес предложение провести очередное сокращение советских войск еще на 1200 тысяч человек. Наши вооруженные силы составят 2423 тысячи солдат и офицеров – это меньше того уровня, который обусловливали западные державы. Верховный Совет СССР принял это предложение. «Известия» публикуют дружеский шарж. Перед строем солдат – Н. С. Хрущев. Звучит команда: «Каждый третий – выходи!» На этой же сессии было принято Обращение Верховного Совета СССР к парламентам и правительствам всех государств о мире. Кажется, на земном шаре становилось спокойнее.

Мир вблизи. Борение страстей

Будучи главой партии и правительства, Хрущев посетил более 35 стран. Но к моменту, когда он занял пост Первого секретаря ЦК, в 1953 году, мир для него оставался «терра инкогнита». Только однажды, сразу после войны, с разрешения Сталина Хрущев посетил Австрию. Не знаю, под какой фамилией путешествовал, как его представляли местным властям, думаю, что по традиции «генералом Ивановым». Впечатлениями о той первой поездке он не делился, только изредка вспоминал красоты Австрии, ее замки, дороги и, конечно, охотничьи ружья, которыми хвастались наши генералы оккупационных войск. Хрущев был заядлым охотником, метко стрелял: «летающие тарелочки» только успевали разлетаться после его выстрелов.

Знакомство с жизнью народов других стран, обликом новых земель, культурой, традициями в разных государствах, возможность беседовать с политическими и государственными деятелями, самому уяснять ситуацию укрепляли убежденность в необходимости получать информацию из первых рук. Эту потребность он ощущал постоянно.

После десятилетий угрюмого затворничества Сталина перед Хрущевым встало великое множество сложных проблем. О некоторых из них я уже говорил. «Десталинизация» в европейских странах народной демократии, в мировом коммунистическом и рабочем движении, новые принципы отношений со странами «третьего мира», а это движение в ту пору, в середине 50-х годов, только обретало организационные формы: связи с Китаем, странами Юго-Восточной Азии – все требовало конкретных знаний.

Хотя Хрущев с 1939 года входил в Политбюро ЦК, он фактически только в самой общей форме был знаком с теми или иными стратегическими и тактическими целями внешнеполитической деятельности Советского государства. Международными делами при Сталине в основном занимались Молотов и Вышинский, партийными связями – Жданов и Маленков.

После XX съезда «завалы» в международных отношениях СССР с рядом стран мира во взаимоотношениях с социалистическими государствами были существенно расчищены. Социалистический лагерь (только значительно позже это весьма многозначительное терминологическое клише было заменено более демократичным – «социалистическое содружество») пережил сложную пору обновления. Приходили к руководству партиями и странами новые люди, подчас при драматических ситуациях. Маршал Тито рассказывал членам советской делегации, посетившей Югославию в 1955 году, как Сталин «сталкивал» лбами, ссорил Болгарию и Югославию. Димитрову говорил, что только он достоин занять место лидера коммунистического движения после его, Сталина, смерти; то же самое слышал от Сталина и Тито в свой адрес. Сталин видел будущее развитие социалистических стран с непременным «главным» по заслугам и чину «вождем», которому все будут подчиняться.

Становилось ясно, что и здесь были необходимы иные подходы. На совещаниях коммунистических и рабочих партий в Москве (в 1957 и 1960 годах) вырабатывалась новая концепция межгосударственных и межпартийных отношений, в которой более четко говорилось о равенстве, о самостоятельности партий, невмешательстве в дела друг друга, уважении странами и партиями общих социалистических принципов и национальных особенностей каждой.

Самоисчерпывался постулат: «Во главе с Советским Союзом», как противоречащий вновь выработанным принципам. Казалось, что в конце 50-х – начале 60-х наступает пора более спокойных отношений, и дух равноправного товарищества будет определять политическую атмосферу содружества. Жизнь показала, что до этого было еще очень далеко.

В 1959 году резко обострились отношения между КПСС и Албанской партией труда, затем затяжной кризис ухудшил отношения между КПСС и Китайской компартией. Албанское руководство той поры довело отношения между нашими странами до полного разрыва. Связи СССР и КНР были резко свернуты. Хотя причины, породившие эти надрывы и разрывы, были внешне различны, за ними стояло главное совпадающее – неприятие курса XX и XXII съездов КПСС. Наша компартия в ряде китайских, да и не только китайских, документов и статей стала именоваться «ревизионистской», а «ревизионистом № 1» называли Хрущева. Немало сыпалось и других хлестких эпитетов в наш адрес – «гегемонизм», «социмпериализм» и т. д.

В партийных кругах все это воспринималось болезненно, так как разрушались въевшиеся в плоть и кровь стереотипы. Во время визита делегации Верховного Совета СССР в Югославию во главе с Председателем Президиума Верховного Совета СССР Брежневым (а было это уже в 1962 году!) буквально за несколько часов до подписания советско-югославского коммюнике возникла странная ситуация. Коммюнике выработали на совместных рабочих заседаниях и согласовали с югославским руководством. И вдруг из Москвы последовал «совет» исключить фразу о том, что «советская делегация ознакомилась с ходом социалистического строительства в Югославии», заменив ее выражением более общего порядка. И Брежнев, и другие члены делегации поняли, что стоит за этим «пожеланием». Брежнев говорил по телефону с секретарем ЦК Козловым (связаться с Хрущевым ему не удалось, тот был в отъезде), но Козлов не захотел разделить ответственность. «Какой социализм ты там увидел? Здесь тебя не поймут», – сказал он. Брежнев поехал к Тито, в резиденцию вернулся расстроенным. Сказал нам: «Тито все понял и не показал вида, что это обижает югославских товарищей. «Время нас рассудит, товарищ Брежнев, передайте это Хрущеву». Тягостно было смотреть в глаза наших «хозяев».