Корабль почти сразу погрузился носом до палубы полубака, при этом погибли почти все спасенные с «Харькова». В бездействующем первом котельном отделении загорелся мазут из поврежденной магистрали, и из первой дымовой трубы вырвалось пламя. Эту вспышку наблюдали с германской подводной лодки U-9. На «Способном» командный состав предпринял попытку организовать борьбу за живучесть, но через 10–15 минут эсминец потерял остатки плавучести и в 18:35 затонул. Во время последнего налета над эсминцем находились по паре Р-39, Р-40 и Пе-2, но Р-40 в отражении удара участия не принимали по остатку топлива.

Торпедные и сторожевые катера, а также гидросамолеты подобрали с воды 123 человека. Погибло 780 моряков, в том числе командир лидера «Харьков» капитан 2-го ранга П.И. Шевченко. Гибели людей способствовало наступление ночи, ухудшение погоды, совершенно недостаточное количество и несовершенство спасательных средств, которыми располагали корабли.

Подведем некоторые итоги. 6 октября 1943 г. погибли три современных эсминца, которые на тот момент находились в состоянии высокой боевой и технической готовности, были полностью снабжены всем необходимым, количество 37-мм зенитных автоматов на них довели до 5–7, их командиры и личный состав имели более чем двухлетний опыт войны, в том числе борьбы за живучесть при тяжелейших повреждениях (оба эсминца теряли носовые части). Против этих трех кораблей германские пикирующие бомбардировщики Ju-87 действовали в первых налетах группами по 8-14 машин, причем все происходило в зоне действия советских истребителей. Это была четвертая аналогичная набеговая операция, предыдущие три завершились безрезультатно.

Планировал операцию штаб флота. Комплект разработанных документов неизвестен, но во всех отчетах фигурирует только боевое распоряжение командующего флотом № оп-001392 от 5 октября. Наверняка была и какая-то графическая часть. Поскольку корабли вышли из Батуми в передовую базу Туапсе еще в 7:00 4 октября, то очевидно, что командующий принял свое Решение не позже 3 октября. Операцию планировал штаб флота, и ее должен был утвердить командующий Северо-Кавказским фронтом, которому Черноморский флот оперативно подчинялся. Если верить последующему «разбору полетов», то получается, что фронт и не подозревал о проведении набеговой операции. Отметим этот факт.

Как принимали Решения на операцию командиры соединений ВВС, хорошо видно на примере 1-й авиадивизии. Однако с точки зрения организации взаимодействия это ни на что не повлияло. Во-первых, корабли отказались от обстрела Феодосии, а потому не работали с самолетом-корректировщиком. По предыдущему опыту можно сказать, что это одна из самых сложных задач с точки зрения взаимопонимания участвующих сил. Во-вторых, фактически никакого взаимодействия кораблей и самолетов-истребителей не предусматривалось, то есть каждый действовал по своим планам, которые были теоретически согласованы по месту и времени, но не предусматривали совместных действий.

В событиях 6 октября эти изъяны планирования операции просматриваются слабо — и прежде всего из-за мизерности выделенного наряда истребительной авиации. Действительно, какие совместные действия можно было организовать в ходе первого удара противника, когда на два советских истребителя пришлось четыре германских? Во втором ударе четырнадцати Ju-87 противостояли два A-20G. В третьем ударе с нашей стороны участвовало шесть истребителей, но и германских прилетело двенадцать! Во время четвертого удара германских истребителей не было, но двум Р-39 и двум Пе-2 пришлось противостоять двадцати четырем Ju-87.

Можно сказать, что какими бы ни были советские летчики асами, сорвать ни один из ударов они физически не могли. Трагедию можно было предотвратить, если уже после первого налета в 8:37 многократно усилить истребительное прикрытие. А была ли такая возможность?

Да, была. Точное количество истребителей ЧФ на 6 октября нам неизвестно, но на 15 октября ВВС флота располагало исправными машинами с достаточным радиусом действия: Р-40 — 17 (7-й иап), Р-39 — 16(11-й иап), Як-1 — 14 + 6 (9-й иап + 25-й иап). Еще не менее пяти Р-40 имелось в 30-м разведывательном авиаполку, но и без разведчиков флот располагал порядка полусотней истребителей, способных прикрыть корабли на удалении до 170 км, которые могли сделать по нескольку вылетов. Кстати, всего на прикрытие кораблей истребители совершили 50 самолетовылетов.

Естественен вопрос: а сколько было нужно истребителей? Исходя из существовавших нормативов и опыта военных действий, для надежного прикрытия трех кораблей при ожидаемой группировке противника в 10–12 бомбардировщиков без истребителей сопровождения требовалась истребительная эскадрилья, то есть в среднем по истребителю на бомбардировщик. На удалении от аэродрома в 150 км с резервом времени для 15-минутного воздушного боя Р-39 с подвесными баками мог барражировать на высоте 500-1000 м в течение трех часов, а без баков — в два раза меньше. При тех же условиях Р-40 мог патрулировать 6,5 и 3,5 часа соответственно, а Як-1 — час и 30 минут. Эти цифры взяты из нормативов, выработанных по опыту Великой Отечественной войны, в реальных условиях они могли быть меньше.

Но даже если все самолеты летали без подвесных баков (а некоторые истребители точно их имели), если мы уменьшим нормативы процентов на 20, все равно видно, что ВВС флота вполне могли прикрывать корабли эскадрильями в течение порядка восьми часов. Ну пусть шести часов! За это время миноносцы в любом случае добежали бы до базы.

Однако этого не произошло. Прежде всего потому, что командующий ВВС не получил конкретного и однозначного приказания организовать это самое полноценное истребительное прикрытие кораблей. Этого не сделали, хотя сигнал с «Харькова» «Терплю бедствие» зафиксирован в журнале боевых действий штаба ВВС ЧФ еще в 9:10. Только в 11:10 был отдан приказ постоянно прикрывать корабли не менее чем восьмью самолетами — но и это фактически сделано не было.

Теперь надо посмотреть, насколько правильно действовал командир отряда кораблей. Но сначала о самих кораблях с точки зрения их боевой устойчивости от ударов с воздуха. В этом отношении советские эсминцы по состоянию на середину 1943 г. являлись одними из самых слабых в своем классе среди всех воюющих государств. Наших союзников даже рассматривать не будем: универсальный главный калибр, приборы управления зенитным огнем, радиолокация… Германские эсминцы универсального главного калибра не имели, но несли РЛС обнаружения воздушных целей и более десятка зенитных автоматов. Из советских кораблей только «Способный» имел приборы управления стрельбой зенитных 76-мм орудий. К сожалению, сами эти пушки были малоэффективны для стрельбы по воздушным целям, а по пикировщикам — просто бесполезны. Кроме этого «Способный» имел семь 37-мм зенитных автоматов. У «Беспощадного» их было пять, а у «Харькова» — шесть. Правда, у всех кораблей еще имелись 12,7-мм пулеметы, но к тому времени на них уже никто всерьез не рассчитывал.

Схема вооружения лидера «Харьков»

В общем, никаких откровений мы не сделали: уже с 1942 г. в Главном штабе, в соответствующих управлениях ВМФ и флотов циркулировали всевозможные доклады, записки, донесения, смысл которых сводился к тому, что зенитное вооружение кораблей не соответствует воздушной угрозе. Все всё знали, но ничего кардинального предпринять не могли: единственных доступных средств самообороны — зенитных автоматов — не хватало. Кроме того, многие корабли, те же эсминцы, были настолько загромождены и перегружены, что и ставить автоматы было некуда. Вдобавок опасались за остойчивость. Судите сами: при метацентрической высоте по спецификации в 100 см «Способный» имел 0,81, а «Беспощадный» порядка 76 см.