«Пиджаки» всегда с чувством превосходства относились к своим военным коллегам, и это их, конечно, раздражает. Превосходство это имеет в своем основании более высокий уровень общей культуры и специальной подготовки, потому что сотрудники внешней разведки КГБ всегда набирались из выпускников гражданских, в большинстве своем престижных столичных вузов, куда не просто попасть из-за высоких конкурсов.

Военные же разведчики, хотя и заканчивают высшие, но всё-таки военные учебные заведения, в которые, будем откровенны, стремится не самая способная и хорошо подготовленная часть молодежи.

Но и это еще не всё. Прежде чем попасть в Службу внешней разведки, гражданские специалисты проходят жесткий многоступенчатый отбор и всестороннюю проверку, а в Военно-дипломатическую академию офицеров направляют из военных округов по разнарядке, и, чтобы поступить туда, совсем не обязательно быть блестящим командиром. Достаточно ладить с начальством или иметь влиятельных покровителей в генеральском корпусе Министерства обороны.

Но всё это так — бытовые мелочи. Были (и есть до сих пор!) гораздо более существенные поводы для того, чтобы кагэбэшники и гэрэушники относились друг к другу с предубеждением, поскольку по сей день существует одна деликатная сфера деятельности, являющаяся исключительно прерогативой резидентур КГБ, которая обеспечивает им доминирующее положение в любой советской колонии за рубежом.

Сфера эта — обеспечение безопасности находящихся в стране пребывания учреждений и граждан, в том числе и военных разведчиков.

Эта ответственная, неблагодарная и чрезвычайно конфликтная по своей сути сторона деятельности закордонных резидентур КГБ всегда была причиной того, что все, кто сам не имел к ней непосредственного отношения, испытывали дискомфорт, а чаще — страх от сознания того, что есть люди, контролирующие каждый сделанный тобой шаг и оценивающие его с точки зрения соответствия интересам Системы. Люди, которые контролируют твое поведение не только с помощью собственных глаз, ушей и аналитических способностей, не только с помощью разветвленной агентурной сети и аудиовидеотехники, но — что ужаснее всего — с использованием возможностей контрразведки противника!

Каким может быть отношение военных разведчиков к сотрудникам КГБ, если последние собирают поступающую о них информацию и аккуратно накапливают ее в своих досье, от содержания которых зависит и служебная карьера, и семейное благополучие, а, возможно, и жизнь подконтрольного контингента?!

В то же время военная разведка всегда гордилась тем, что стояла в стороне от сыскных дел. Возможно, поэтому ее авторитет у неискушенных советских обывателей до сих пор котируется выше авторитета КГБ.

— Спасибо, Олег Юрьевич, — возвращая тетрадь, произнес задумчиво Булавкин, — просветил…

— Вот видите, Владимир Михайлович, а вы говорите: «соревнование», «движитель»!..

— Не могу с тобой, вернее, с Григоренко не согласиться… Но не во всём, потому что знаю, какие бы ни были личные отношения офицеров ГРУ и КГБ, мы призваны делать общее дело! И совместная операция «Стингер» — еще одно тому подтверждение. Так что, Олег Юрьевич, — вперед, Москве навстречу!

— Н-да… — будто рассуждая с самим собой, тихо произнес Казаченко, — действительно: начальник не всегда прав. Но он всегда начальник.

«Лавка кудесников»

В 15.30 Казаченко на самолете генерала Беляева вылетел в Москву. Из Берлина до Чкаловского военного аэродрома два часа лета. Оттуда машина заместителя начальника Генштаба и по совместительству шефа ГРУ с сиреной и мигалкой за полчаса домчала Олега до конструкторского бюро какого-то «почтового ящика», входящего в орбиту военной разведки. Там его уже ждали люди в белых халатах, под которыми просвечивали сплошь полковничьи погоны. Они бережно уложили «Стингер» на прозекторский стол, а Олега попросили удалиться. Он взглянул на часы. Было 17.00. Пока всё шло по графику.

Когда один белый халат вышел покурить, Казаченко спросил, почему его попросили удалиться.

— А чтоб не мешал расспросами.

— Будете разбирать?

— Нет, мы в мастерской КБ сделаем точную копию, муляж. Его ты и отвезешь обратно, а оригинал оставим себе…

— Неужели муляж будет невозможно отличить от оригинала?

— Подполковник, ты прибыл в «Лавку кудесников», здесь и не такие штучки подделывали… Эка морока «Стингер» подделать — тьфу и растереть! Думаю, часа за три-четыре управимся…

— И стрелять муляж сможет?!

— Шалишь! Муляж будет безобиднее посоха пастуха… Вопросы еще есть?

— Спасибо, товарищ полковник, вопросов больше нет…

— То-то же!

Полковник, преисполненный сознания собственной значимости, кинул окурок на пол и раздавил каблуком сапога.

Все средства хороши, но наличные — лучше!

Дальше всё происходило, как в американском блокбастере: ночная посадка в вертолет прямо на крыше «почтового ящика»; полет в винтокрылой стрекозе над ночной Москвой в сторону Чкаловского; разбег по взлетной полосе в Подмосковье и приземление в берлинском аэропорту Темпельхоф.

Была глубокая ночь, когда полковник Булавкин на служебном «мерседесе» привез Олега на место встречи с «Новобранцем». Вдвоем вытащили псевдо-«Стингер» и уложили его в багажник «опеля» агента.

Казаченко заметил, что «Новобранец» находится в крайне возбужденном состоянии. По-своему расценив его состояние, сказал:

— У тебя еще уйма времени — успеешь передать «игрушку». А сейчас зажги свет в салоне, займемся бухгалтерией, — Олег протянул агенту блокнот и ручку, — давай, пиши: «Я, Курт Зайдель, получил от советской разведки пятнадцать тысяч долларов для вручения военнослужащему армии США…» Как бишь его полное имя, твоего Хрена?

— Костас Хренопулос Онанасис… С его слов, он — родственник греческого адмирала танкерного флота миллиардера Онанасиса.

— Хорош хрен, нечего сказать… А ты что, рукоблудием увлекся?

— Рукоблудием… Зачем вы так, герр Алекс? У меня ведь жена есть!

— Затем, что адмирала зовут не Онанасис, а Онассис!

— Да черт их разберет, этих греков!

— Ладно, проехали… Пиши дальше: «…Костасу Хренопулосу Онассису за передачу советской разведке “Стингера”». Распишись и число поставь… Деньги пересчитай!

— Я вам верю, герр Алекс.

— Деньги поделите пополам?

— Не уверен, что он отдаст мне половину… Но треть — пять «штук» — мне должны обломиться.

— Сукин ты сын! Я-то думал, что ты «таскаешь каштаны» для нас исключительно из ненависти к янки, а не из-за денег…

— Ненависть, деньги… Одно другому не помеха, герр Алекс… И в ненависти тоже все средства хороши, но наличные — лучше!

Казаченко показалось, что при этих словах глаза агента на миг стали цвета свежих долларов. Хлопнув себя по колену, он категорическим тоном объявил:

— Передай своему Хрену, что я желаю ему мягкого электрического стула. А ты… Шел бы ты мелкими шагами на… Короче, в общероссийском направлении! И чтоб глаза мои тебя больше не видели! Я сегодня из-за тебя постарел на десять лет и не хочу, чтобы в случае твоего провала, а провалишься ты непременно, все газеты мира меня назвали лохом и лузером, понял?!

— Думаю, вы погорячились, герр Алекс… Хрен намекнул мне, что