— Спасибо, что поехал со мной, — сказала я Грегу.

— С распущенными волосами ты очень красивая, — откликнулся он.

Меня еще, кажется, никто не называл красивой, но в тот момент мне в это поверилось.

— Руди сказал, ты недавно открыла свое дело. — Он бросил на меня косой взгляд.

Нужно было отвечать на вопрос, но мозг непроизвольно выдал: твою мать, твою мать, твою мать.

Сэм встрял в разговор с заднего сиденья:

— Знаете большую старую молочную ферму на вершине холма? Мама отвечает на письма, которые к ним приходят.

В его словах звучала гордость.

— Люди пишут письма «Молочнику»? — изумился Грег.

— Да, и очень много, — просветил его Сэм.

— А на жизнь этого хватает? — Грег посмотрел на меня.

— Справляюсь, — ответила я, крутя ручку обогревателя, включая его то на максимум, то на минимум.

— А твое заведение у озера, в старом охотничьем домике Брюсов? Руди сказал: сам там не был, но подход чрезвычайно новаторский.

У меня перехватило дыхание. Я закашлялась, пытаясь протолкнуть воздух туда, где он был мне необходим. Грег продолжал:

— Когда-то в детстве я однажды побывал в этом домике вместе с отцом — я тогда в первый и в последний раз охотился на оленя. Руди тут собрался к тебе на следующей неделе, можно мне прийти с ним?

— Мы обслуживаем только женщин, — пискнула я. — Вам там будет неинтересно. Это просто такой спа-салон.

Руки, помимо моей воли, выделывали какие-то широкие, бессмысленные жесты.

— Стрижки?

— Процедуры по уходу за телом. — Это было на волосок от правды. Пальцы мои нащупали ручку радиоприемника, я врубила его на полную мощность. «Рейнджеры» влетели с поля прямо в машину, — Сэм! — воскликнула я бессовестно. — Хоккей!

Мы подъехали к дому. Моя старая машина стояла на подъездной дорожке. К антенне была привязана оранжевая светоотражающая лента, на заднем стекле красовался стикер такого же цвета. Сэм вылез и отправился читать, что на нем написано. Дарси крепко спала.

— Я могу отнести ее в дом, — предложил Грег.

— Давай, — согласилась я.

Грег аккуратно поднял Дарси на уровень груди. Во сне она все еще оставалась младенцем, которым когда-то была: чистый лобик, круглые щечки, губки как лепестки.

— Инспектор полиции Онкведо Вине Винченцо оставил свой номер телефона. Наверное, хочет, чтобы ты ему позвонила, — сообщил Сэм, ознакомившись со стикером. — Сержант Винченцо ведет в моей старой школе программу «Скажи „нет“ наркотикам».

Сэм посещал эту программу с большим рвением, она внушила ему сильные, но не всегда обоснованные опасения. Так, он однажды сообщил мне, что керосин вызывает быстрое привыкание и от него лишь один шаг к более серьезным наркотикам.

Дарси пошевелилась у Грега в руках, тихо чмокнула губами.

— Иди за мной.

Я отвела его в дом, в комнату Дарси, — там Грег передал девочку мне, и я уложила ее, спящую, на кровать. Сняла с нее черные туфельки из лакированной кожи, накрыла одеялом.

Сэм пошел к себе, крикнув на ходу:

— Я почищу зубы!

Мы с Грегом стояли в прихожей, у входной двери.

— Хорошие у тебя дети, — сказал он.

— Спасибо.

Пальцы ног в изящных туфлях совсем затекли.

— У тебя найдется на этой неделе свободный вечер поужинать со мной?

Все мои вечера были свободны.

— Да.

— Вторник подойдет?

Я кивнула.

— Я бы тебя поцеловал, но как-то неловко, когда дети в доме. — Грег наклонился и чуть коснулся губами моих губ. — До скорого.

— Да, — выдавила я, а потом закусила нижнюю губу, чтобы подольше сохранить ощущение.

Когда Грег уехал, я сняла туфли и чулки и босиком прокралась на улицу — посмотреть на свою старую машину. Если бы не знак, она бы выглядела точно так же, как когда приказала долго жить, — ну разве что запылилась немного. Я открыла дверцу, залезла внутрь. Ключ зажигания все еще лежал в пепельнице. Я вставила его в замок, поставила переключатель скоростей на нейтралку, повернула ключ. Машина завелась, но, когда я попробовала включить первую передачу, раздался громкий скрежет, будто металл скреб по металлу; машину затрясло. Я заглушила двигатель.

Настал вторник — весеннее утро, душераздирающая рань. Сияло солнце, а я ползала на коленях по гравию, прикручивая на место номерные знаки. Надо мною боярышник выкидывал изумрудно-зеленые молодые листочки. Поблизости лакомились червяками птицы. Мимо прошла на цыпочках беременная олениха, страшно довольная, что сумела оставить с носом спонсируемую университетом программу стерилизации стоимостью в семь миллионов долларов.

Подкатил почтовый фургон. Из него показались длинные ноги Марджи, потом Билловы, покороче.

— Я думала, что твоя машина сломалась, — заметила Марджи.

— Верно, только полиция приволокла ее обратно.

Я встала, отряхнула руки. Попыталась отклеить от заднего стекла оранжевый стикер, но он не отставал.

Марджи рассматривала его:

— Инспектор Винченцо? Ты бы ему лучше позвонила. Его тут прочат в начальники полиции.

А потом Марджи протянула мне книгу. На обложке была деревянная бейсбольная бита и бабочка — она, видимо, только что села, крылья еще раскрыты. Я тихо ахнула.

— Это сигнальный экземпляр, — пояснила Марджи. — Сделали быстро и толково. Никогда не видела у издателей такой прыти.

Она обняла меня одной рукой за плечи, и мы вместе стали любоваться на эту красоту. На обложке вкратце рассказывалось о том, что находка рукописи окружена тайной, что роман связывают с Набоковым, потому что обнаружен он в его доме в Онкведо. Автором, впрочем, значился Лукас Шейд — его имя стояло во всех положенных местах.

Книга оказалась тоньше, чем я ожидала.

— А роман тут полностью? Редакторы что-нибудь меняли?

— Это же подлинник! — Марджи изумила моя крамольная мысль. — Как бы они посмели? — Она, похоже, забыла, что часть этого текста написала я. — А вот рецензии.

Билл протянул мне парочку газет. Сверху лежал «Онкведонский светоч», раскрытый на спортивной странице. Между новостями гольфа и сообщением о весенних сборах «Янки» красовался заголовок «Наш роман о бейсболе: находка в доме Набокова». Марджи сжала мне плечо:

— Где они раздобыли эту твою фотографию? В уголовном деле?

Я глянула в газету. Над обложкой книги была помещена фотография Набокова в его кабинете в Вайнделле — этакий типичный профессор. Лоб сиял, круглый и гладкий, как церковный купол. А рядом помещалась моя фотография, а под ней — мой адрес. По поводу происхождения фотографии говорилось: «Из официальных источников». Печать была подслеповатая, и все равно в глазах моих читался ужас. Это действительно была фотография из дела — моего дела о похищении собственных детей. Они разве что убрали черную линейку, где был отмечен мой рост: один метр пятьдесят девять сантиметров.