– Всенепременно, – равнодушно сказал он и одарил Гену уничтожающим взглядом.

Шипов зашагал к воде. Мотор взревел, и катер унесся прочь.

– Прикольный, да, пап? – восхищенно следя за ним, вырвалось у Гены. – Нам бы такой.

– Прикольный? – переспросил отец и обменялся взглядами с Вованом. – Ну-ка, иди сюда, сынок.

Гена робко подошел к отцу. Тот схватил его за подбородок.

– Ну-ка, засранец, выкладывай. Только не ври.

– Чего?

– Чего, чего! Через плечо! – сердито сказал отец и зажег очередную сигарету. – Ты только что соврал этому милиционеру, я это видел. Что ты видел в лесу?

– Ничего такого, что могло бы его заинтересовать, – с достоинством повторил Гена слова отца. Вован прыснул от смеха.

– Ладно, паршивец. Иди прочь с глаз моих, – с притворной строгостью сказал батяня, потянувшись за бутылкой.

Гена быстро умылся и вернулся в палатку.

Смеркалось. Как-то незаметно закатилось солнце, словно налитые кровью облака быстро темнели, на небе крохотными искорками вспыхивали первые звезды. Вован подкинул в костер несколько больших бревен, распалив его настолько, что жар чувствовался даже в палатке.

– Такие пироги, Вован, – продолжал отец начатый разговор. – Да, что там лукавить, я люблю вас одинаково, хотя за Геной нужен глаз да глаз.

– Можно подумать, ты себя сильно утруждаешь нашим воспитанием, – съязвил Вован.

Отец не обиделся. Гена видел, как его тень странно изогнулась в пляшущих бликах костра, когда отец, запрокинув голову, стал пить вино.

– Да, ты прав. Я не уделяю вам столько внимания, как должен. Генка большой засранец, но из него выйдет толк. Несмотря на то что в таком возрасте он уже врет менту.

– Почему ты считаешь, что он соврал?

Отец усмехнулся.

– Потому что это мой сын, – раздельно сказал он и снова запрокинул бутылку. Бульк-бульк-бульк. – И я знаю своего сына.

Гена съежился. Значит, отец все-таки уверен, что он кого-то видел в лесу.

Наступило молчание, которое прервал отец:

– Я знаю, ты хочешь спросить меня, Вован. Какого черта я не надрал Генке уши, так?

– Наверно, у тебя были причины, – заметил юноша.

– Попал в дудочку, – хмыкнул отец. – И я хочу, чтобы ты тоже знал это. Генка спит?

– Не знаю.

– Ну так узнай, елы-палы! Подними свою задницу и проверь! – вдруг рявкнул батяня, и Гена вздрогнул. В голосе его было что-то такое, что заставило Вована быстро встать. Гена зажмурил глаза и притворился спящим.

Вован просунул в палатку лохматую голову:

– Гена!

Мальчик засопел и повернулся на другой бок.

– Спит, – сказал Вован, возвратившись к костру.

Отец не сразу заговорил. Некоторое время его тень была абсолютно неподвижна, и Вован нетерпеливо намекнул:

– Так что ты хотел рассказать?

Тень дрогнула.

– Ты помнишь Никиту Власова?

– Еще бы. Один из твоих любимых собутыльников. Точнее, бывших, – поправился Вован.

– Да, мы любили с ним посидеть на кухне, особенно во время хоккея. – Батяня не обратил внимания на ехидный тон сына. – Помнишь, что с ним произошло?

Тень Вована слегка качнулась, что, вероятно, означало, что он помнит.

– Да, ты помнишь. Потому что после этого я два дня провел в ментовке. Его задрали в лесу волки, вот что ты знаешь. А на самом деле все было иначе. – Отец выпустил дым изо рта. – Может, после того, что я тебе расскажу, ты меня будешь ненавидеть, но я надеюсь, ты все же поймешь. Этот Никита каким-то образом произвел впечатление на твою мать, Вован. На мою жену, которую я люблю до сих пор, хотя она уже два года в могиле.

– Короче. – Голос юноши стал напряженным.

Батяня забросил окурок в кусты.

– Можно и короче. Ты меня знаешь. Если бы все ограничилось сопливыми поцелуйчиками и свиданиями под луной, Никита до сих пор был бы жив. Но у меня были доказательства, что они… Ну в общем, – слова давались отцу тяжело, словно он выплевывал комья стекловаты, – они несколько раз… были вместе. Спали, короче.

Вован молчал, и батяня продолжил:

– В 1992 году мы поехали с Никитой на охоту. В этот раз он долго отказывался, может, что-то заподозрил, не знаю. Но все же мне удалось его убедить. Хотел ли я убить его? Не знаю, вряд ли, ведь тогда я все еще считал его своим лучшим другом. Во всяком случае, разговор так или иначе на эту тему должен был состояться. Но все получилось совсем по-другому.

Он снова запрокинул бутылку. Бульк-бульк. Гене было видно, как эстафету у отца принял Вован. Бульк-бульк.

– Он понял это на следующий день. Я выхожу из хижины, он вслед за мной. В руках у него ружье. Идет за мной. Я снимаю свое ружье с плеча и поворачиваюсь к нему лицом.

«Кажется, Никита, нам нужно кое-что обсудить», – говорю я. Я видел, как тряслись его руки, когда он заряжал ружье, даже выронил патрон.

«На хрен, – говорит он. – Я знаю, что ты думаешь».

«И что же?» – Мне было интересно, что этот сукин сын скажет. Вован, черт меня дери, ты не поверишь! Этот мудак смотрит на меня, и выдает:

«Борис, ты САМ ВО ВСЕМ ВИНОВАТ».

Чтоб я сдох! Он спит с моей женой, а потом заявляет, что это я во всем виноват!

«Я так не думаю, – говорю я спокойно, хотя внутри у меня все кипело. – И кстати, не кажется ли тебе, что мои отношения с женой не твоего ума дело?»

Он затрясся еще больше, как паралитик, и вдруг вскидывает ружье.

«Ну все, Боря, – говорит он. – С меня довольно!»

Я тоже направляю на него свое ружье и говорю:

«Оно того стоило, Никита?»

Глаза его выпучиваются, и он начинает пятиться.

«Ну же, Никита, давай, – говорю я, приближаясь к нему. – Кто кого?»

Он верещит:

«Стой, Боря! Сделаешь еще один шаг – и я стреляю!»

«Стреляй, – ласково так я ему говорю. – Лучше бы ты сразу убил меня. По крайней мере, это было бы по-мужски».

Он делает еще шаг назад, спотыкается и падает на землю, роняя ружье.

«О-о-о-о, Боря, черт возьми!» – заорал он.

– И что это было? – глухо спросил Вован.

– Медвежий капкан. Он защелкнулся на его запястье и почти полностью перебил кость, – сказал отец. – Капкан был на цепи, которая намертво прибита скобой к сосне.

– А дальше?

– Он орал как резаный, словно ему тупым ножом отпиливают яйца. «Перестань ныть, Никита, – сказал я ему. – Будь хотя бы сейчас мужчиной». Но он только визжал и брызгал кровью, как водой из поливочного шланга. «Боря, она сама затащила меня к себе! – вопил он, и мне стало противно. – Сними с меня эту штуку, умоляю!» Признаюсь, у меня была мысль разнести ему картечью башку, но капкан изменил мои планы. Я указал на нож, висевший у него на поясе: