— Ты можешь думать что угодно, — возразил мне старший лейтенант, — но я еще раз напоминаю: ты тоже поклялся фюреру на верность!

— За это я сам отвечу. Я буду нести ответственность, как один из многих миллионов сподвижников Гитлера, которые подготовили почву для его разбойничьей политики. У меня немало ошибок и заблуждений, но самая тяжкая моя ошибка в том, что Германия и Гитлер для меня были одно и то же. Присоединяясь к антифашистскому движению, я тем самым постараюсь хоть как-то реабилитировать себя.

Разговаривая, мы прохаживались между забором и блоком «А». Некоторое время мы шли молча, и я уже начал было думать, что Мельцеру просто нечего ответить мне, но вдруг он заговорил:

— За свои поступки ты будешь отвечать сам. Я уверен, что ты действуешь по убеждению. И если тебе по какой-либо причине не удастся вернуться в Германию, твоей жене я объясню твое решение твоими же собственными словами. Но за тобой я не пойду. Я тысячу раз говорил своим ученикам, что твердость всегда вознаграждается. По этому принципу я буду жить и дальше.

Мы пожали друг другу руки. Я видел, что Мельцер сочувствует мне от души.

— Спасибо, что ты стараешься меня понять. Надеюсь, это не последний наш разговор. Вся трагедия наша в том и состоит, что мы глубоко заблуждаемся. Но самое страшное то, что еще миллионы немцев используются в чуждых им интересам. В нашем положении твердость — это борьба против тех, в чьих руках мы были игрушками. А разве не нужна твердость для того, чтобы рассказать немцам правду?

— Каждый высказал свое мнение, так что давай прекратим этот разговор, — сказал Мельцер, устало махнув рукой.

Однажды, когда я шел в библиотеку, меня встретил старший лейтенант Гроне.

— Важные новости! Пошли скорее в клуб!

Я пошел за ним.

В комнате инструктора по политработе несколько офицеров склонились над номером газеты «Фрайес Дойчланд». Я встал на цыпочки, чтобы заглянуть в газету через плечи других.

И вот что я прочитал: «Манифест Национального комитета «Свободная Германия»».

Значит, Национальный комитет все-таки создан! И газета «Фрайес Дойчланд» — его печатный орган. Я пытался прочитать текст манифеста. Книпшильд заметил мои потуги и, улыбнувшись, сказал:

— Товарищи, не вытягивайте шеи! Каждый из вас получит по экземпляру газеты, так что все вы, не спеша, сможете прочитать манифест. Прочитайте и обсудите в ваших комнатах! Сейчас же я скажу вам только самое главное: 12 и 13 июля 1943 года в Красногорске, под Москвой образован Национальный комитет «Свободная Германия». Президентом этого комитета избран писатель Эрих Вайнерт. Первым вице-президентом — знакомый всем вам майор Карл Гетц. А майор Генрих Гоман избран членом комитета. Кроме солдат и офицеров, в комитет вошли политические деятели, такие, как Вильгельм Флорин, Эдвин Герим, Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, а также писатели Иоганнес Бехер, Вилли Бредель, Фридрих Вольф. Все мы очень рады созданию комитета. Этот факт имеет важное историческое значение, и мы гордимся, что с самого начала стали на сторону этого комитета. Вот вам газеты, читайте и как можно больше обсуждайте прочитанное.

Зайдя за блок «Б», я присел на кочку и стал жадно читать.

«События требуют от нас, немцев, немедленно решить, с кем мы.

Национальный комитет «Свободная Германия» создан в момент самой страшной опасности для Германии…»

Первое предложение потрясло меня; второе говорило о том, что серьезность ситуации не осталась незамеченной: прогрессивно настроенные немцы создали специальный комитет. Интересно, какую роль будет играть этот комитет?

«…Рабочие и писатели, солдаты и офицеры, профсоюзные работники и общественные деятели, люди всех политических взглядов и убеждений, год назад вы даже и мечтать не могли о таком объединении…

В эти решающие для нас дни Национальный комитет берет на себя право говорить от лица всего немецкого народа, говорить ясно и откровенно, как этого требует ситуация: Гитлер ведет Германию к гибели!»

Я понимал, что создание национального боевого союза немцев сейчас необходимо больше, чем когда бы то ни было. Понимал, что там, где речь идет о будущем Германии, не должно быть никаких политических или религиозных барьеров, люди, подписавшие манифест, выражали интересы и чаяния миллионов немцев на фронте и в тылу. Так что авторы манифеста имели полное право говорить от имени всего немецкого народа.

Но где же наши генералы? Ведь под Сталинградом попали в плен двадцать два генерала, один генерал-фельдмаршал и два генерал-полковника. Я еще раз просмотрел подписи под манифестом, но ни одной фамилии генерала не увидел. Сначала я даже обрадовался этому, так как генералы, которые отдавали бессмысленные приказы и гнали тысячи солдат на убой, не пользовались популярностью в нашем лагере. Ну, а как же на фронте? Ведь там у генералов был авторитет! Право повелевать другими облекало их всей полнотой власти и авторитетом. Сейчас Национальный комитет олицетворяет собой широкий союз, и генералы, которым в первую очередь следовало бы извлечь уроки из поражения под Сталинградом, должны были бы войти в этот союз. 1)*е же эти генералы? Уж не хотят ли они и теперь повернуть историю вспять?

Но разве по их инициативе был создан Национальный комитет? Конечно, нет.

Манифест рассказывал правду о положении на фронте — о поражении в Сталинграде, на Дону, на Кавказе, в Ливии и Тунисе. Немцы везде терпели поражение. Американские и английские войска наступали на побережье. Германия стонала под игом тотальной мобилизации и от сильных бомбардировок англо-американской авиации.

«Ни один враг извне не ввергал Германию в такую пучину бедствий, как это сделал Гитлер.

Факты свидетельствуют, что война проиграна. Продолжение этой бессмысленной мясорубки означает гибель для всей нации.

Сейчас речь идет о том, быть или не быть Германии!»

В лагере я как-то слышал разговор, что, покончив с гитлеризмом, можно добиться заключения сепаратного мира. Об этом я как-то говорил и с Книшпильдом. Он сказал, что некоторым господам пришлось не по вкусу поражение под Сталинградом и они надеются войти в союз с американцами и англичанами, чтобы с их помощью отомстить русским. Политинструктор показал мне тогда статью в «Правде». Там сообщалось о конференции Рузвельта и Черчилля в Касабланке, после которой Рузвельт заявил, что союзники будут вести войну до безоговорочной капитуляции Германии, Италии и Японии.

Меня вопросы войны интересовали и с другой стороны. Чем больше я убеждался в бессмысленности этой войны, тем больше я о ней думал. Какие зверства чинили фашисты на оккупированной ими территории! Какое будущее ждало бы немецкую молодежь, если бы она унаследовала захваченные отцами земли? Сколько крови и несправедливости увидели бы молодые немцы?

Нет, Германия должна проиграть эту войну. И сейчас от самих немцев зависит их судьба. В манифесте говорилось: