здесь. Нильсены, растущие во всем.

Я холодею. Земля уходит из-под ног, а перед открытыми глазами встает пелена.

Рассказ из маминой Библии. О том, как бабушка родила в абрикосовой роще. У них никогда не было отца, и у меня тоже. Выходит, все мы появились здесь? Возможно, прямо сейчас под ногами у меня растет очередная девочка? Я читала дневник мамы, читала ту часть, что она оставила мне, и я думала, что родилась у нее, но, возможно, я такая же, как они – девочки, которых я выкопала.

А может, такая же, как Тесс? Как мама? Может, и мое тело ждет своего часа?

Тесс. Я встаю, отряхиваю землю с платья и пытаюсь разглядеть за деревьями дом Миллеров. Бабушка узнала, что Тесс беременна, и сказала, что распространение этой заразы нужно остановить.

Я чуть не фыркаю от смеха. Мы с ней два сапога пара. Пока дело касается только Нильсенов, все в порядке. Но едва ситуация выходит за пределы нашей семьи – нужно что-то предпринять.

Я все еще многого не понимаю. Но прежде чем искать ответы, нужно найти Тесс. Первое имя в бабушкином списке «недоработок», и теперь я знаю, что это значит.

Двадцать семь

У Миллеров горит свет. До них ближе, чем до Фэрхейве- на, но в сумерках я могу различить только очертания дома, только яркие квадратики окон. Я почти бегу, но каждый шаг босых ног дается с болью.

Мне не следовало ее оставлять. Я отправилась поговорить с мамой, но не нашла ее, и я бросила Тесс одну, наедине с родителями и Верой. Второй раз я этой ошибки не совершу. Я заберу ее, и мы пойдем к Коннорсу. Будем сидеть в участке, пока не рассветет, расскажем обо всем людям, с которыми должны были поговорить с самого начала, а потом, если все сложится, уедем отсюда к чертям.

Я взлетаю на крыльцо, давлю на звонок, стучу и стучу, зову Тесс и ее родителей. Мне плевать, если я застала их в разгар ссоры. Но в окнах продолжает гореть свет, за дверью никакого движения, и сквозь матовое стекло ничего не разглядеть.

Бабушка приехала от Миллеров. Я видела, как ее пикап свернул к Фэрхейвену отсюда. Если она уже успела побывать здесь со своим списком «недоработок»…

Я собираюсь с духом и осторожно касаюсь дверной ручки. Она поворачивается. Дверь отворяется. Странно не слышать суетливого приветствия миссис Миллер. Странно вообще заходить в дом без Тесс. Слишком тихо, слишком спокойно. Прошу, пусть ничего не случилось. Пусть я не опоздала.

– Здравствуйте, – говорю я. – Простите, что без разрешения. Дверь была открыта, и…

Никто не отчитывает меня. Никто не выбегает в холл. А в следующую минуту я понимаю почему. Кровь на белом полу, кровь на белых стенах, кровь на белых цветах в белой вазе на белом журнальном столике.

От груди по всему телу разливается оцепенение.

Первой я нахожу миссис Миллер. Она лежит на пороге кухни на животе. На ее элегантном платье дыра от выстрела, правая туфля валяется в стороне, левая слетела с ноги наполовину. Одна рука вытянута вперед, к лежащему на полу телефону.

Бабушка стоит на кухне в Фэрхейвене и как одержимая намывает руки. Темные пятна на платье. Ружье в кузове пикапа. Тогда все уже случилось. Я уехала с приема к маме, а бабушка поехала сюда. Я позволила этому случиться.

– Тесс? – зову я. Пожалуйста, отзовись. Ну пожалуйста.

Тишина. Густая, ватная тишина, через которую приходится продираться с усилием. Мимо миссис Миллер, мимо ее пустого взгляда. Через малую гостиную и дальше по коридору, по следам на паркетном полу. По следам бабушкиных ног, измазанных в крови миссис Миллер.

Я была здесь, когда впервые оказалась в доме Миллеров и искала отца Тесс. Тут ничего не изменилось, и в то же время изменилось все. Зачем бабушка так поступила? Этого можно было избежать. Во всем этом не было нужды.

Я не должна была сюда приезжать. Ни в Фален, ни в Фэрхейвен. Надо было развернуться, как только Тесс меня увидела. Или остаться в пожаре и умереть там, рядом с моим собственным телом.

След ведет мимо ванной, где в раковине свалены в кучу окровавленные белые полотенца. Должно быть, бабушка приводила себя в порядок, прежде чем вернуться.

Еще дальше, у кабинета мистера Миллера, я останавливаюсь. Считаю пары следов, ведущие в кабинет и назад. Там что-то есть.

Думаю, я знаю что.

За приоткрытой дверью видно стол мистера Миллера и темный монитор. Медленно, очень медленно я открываю дверь шире. Шкаф для документов у дальней стены, толстый ковер с геометрическим узором на полу. Я захожу в комнату, и внутри у меня все холодеет. Это гораздо хуже. Хуже, чем миссис Миллер, хуже, чем очнуться в собственной могиле. Хуже всего.

– Тесс? – зову я. Смотрю прямо перед собой. Не смотрю влево, на распахнутые настежь двери гардеробной. Не смотрю, не смотрю.

Но я должна. Я делаю глубокий вдох, но он застревает в горле, как будто тело пытается загнать его обратно. Тесс видела тебя, говорю я себе. Она видела тебя всякой. Ты обязана сделать это ради нее.

Я поворачиваюсь. Всхлип ударяется в стиснутые зубы и разрывает меня надвое. Мистер Миллер, обмякнув, стоит на коленях в углу гардеробной. Пуля прошла навылет, расколов кость и залив пол кровью. Если бы я не видела того, что видела сегодня, я бы упала.

Но он не один. Из-за его тела виднеется подол полосатого платья Тесс. Ее бледная нога. Он закрывает ее собой, а она обвивает его шею руками, безвольно свесив кисти на рубашку.

Мертвы. Оба мертвы. Один выстрел, два трупа.

По крайней мере, они были вместе, думаю я и только тогда начинаю плакать.

Тесс. Тесс, которая нуждалась в моей помощи, которая сама помогала мне с такой готовностью просто потому, что могла. Это она должна стоять здесь, стоять в абрикосовой роще и прощаться со мной.

Как она могла? Как она могла прийти в этот дом и уничтожить его? Жизни, людей, реальные вещи в реальном мире – она взяла их, как шахматные фигурки с доски, и отбросила прочь.

– Простите, – говорю я им обоим. Этого недостаточно. И никогда не будет достаточно. Я не верну им времени, которого они заслуживали.

Но я могу – и должна – положить этому конец. Ради них. Ради себя. Я вспоминаю о зажигалке, которую нашла в тумбочке у кровати. Вспоминаю каждый день, проведенный в Калхуне, и свечу между мной и мамой.

Поддерживай огонь; огонь защитит тебя. Так она всегда говорила. Сколько раз она вдалбливала