— Хорошо, — воздел руку Помпей, чтобы не допустить перебранки, — ты обозначил проблемы, а какие ты можешь предложить решения?

— Для начала, — заговорил Цицерон, — я настоятельно советовал бы, чтобы твое имя не фигурировало в законопроекте. Не стоит с самого начала заявлять претензии на пост главнокомандующего.

— Но ведь это моя идея! — обиженно воскликнул Помпей — точь-в-точь как ребенок, у которого сверстники пытаются отобрать любимую игрушку.

— Согласен, но все же я настаиваю на том, что будет мудро не афишировать, кого именно мы прочим на пост главнокомандующего. Ты станешь объектом дикой зависти и ненависти со стороны сенаторов. На тебя окрысятся даже умеренные, на поддержку которых мы в принципе могли бы рассчитывать. Центральным пунктом должно стать избавление от пиратов, а не трудоустройство Помпея Великого. Все и без того будут знать, что этот пост предназначен для тебя, а дразнить гусей раньше времени не стоит.

— Но что я скажу людям, когда предложу законопроект на их рассмотрение? — недоуменно спросил Габиний. — Что главнокомандующим может стать первый попавшийся дурачок с улицы?

— Конечно, нет, — ответил Цицерон, с трудом сдерживая раздражение. — В том месте проекта, где говорится о том, кто станет главнокомандующим, я бы вычеркнул имя «Помпей», а вместо него вставил бы слова «сенатор в ранге консула». Это ограничит круг потенциальных кандидатов до примерно пятнадцати или двадцати живущих ныне экс-консулов.

— Значит, у Помпея могут появиться конкуренты? — осведомился Афраний.

— Красс! — тут же выпалил Помпей, который ни на минуту не забывал своего старого врага. — Возможно, Катулл. Есть еще Метелл Пий; он старый, но все еще в силе. Потом — Гортензий, Изаурик, Гелий, Кота, Курий… Даже братья Лукулл!

— Что ж, если это тебя так беспокоит, мы можем отметить в законопроекте, что главнокомандующим может стать только экс-консул, имя которого начинается на букву «П».

В первый момент — несколько секунд — никто не отреагировал на эту колкость, и даже мне подумалось, что Цицерон зашел слишком далеко, но затем Цезарь откинул голову и оглушительно расхохотался. Увидев, что Помпей тоже улыбается, засмеялись и остальные.

— Поверь мне, Помпей, — продолжил Цицерон уверенным тоном, — большинство из тех, кого ты перечислил, слишком стары или ленивы, чтобы составить тебе конкуренцию. Самым опасным твоим противником может стать Красс — хотя бы потому, что он невероятно богат и завидует тебе. Но когда дело дойдет до голосования, ты его победишь, обещаю.

— Я согласен с Цицероном, — заявил Цезарь. — Давайте будем преодолевать препятствия по мере того, как они будут возникать. Сначала добьемся введения поста главнокомандующего, а уж потом выберем его самого.

Я был потрясен властностью с которой говорил этот человек — самый младший из присутствующих.

— Решено, — подвел черту Помпей, — пусть главным пунктом будет разгром пиратов, а не трудоустройство Помпея Великого.

После этого был объявлен перерыв на обед.

* * *

Затем произошел отвратительный инцидент, о котором мне тяжело вспоминать даже сейчас. Тем не менее я считаю необходимым поведать о нем в интересах истории.

Те несколько часов, в течение которых сенаторы пиршествовали, а затем гуляли по саду, я провел за расшифровкой своих записей, переводя стенографические значки в нормальный текст, чтобы потом отдать его Помпею. После того как я закончил, мне подумалось, что неплохо было бы показать получившееся Цицерону — на тот случай, если я допустил какую-то оплошность и он захочет ее исправить.

Зал, где происходило совещание, был пуст, атриум — тоже, но где-то в отдалении ясно слышался голос сенатора, поэтому, взяв свиток с расшифровкой, я направился в том направлении, откуда он, как мне показалось, доносился. Пройдя через окруженный колоннадой один внутренний дворик с фонтаном посередине, я обогнул портик и оказался во втором. Однако теперь голос уже не был слышен. До моего слуха доносились лишь плеск воды и пение птиц. И вдруг где-то совсем рядом послышался громкий и мучительный женский стон. Подпрыгнув от неожиданности, я, как дурак, повернул в ту сторону, откуда он донесся, сделал несколько шагов и, оказавшись напротив открытой двери, увидел Цезаря и жену Помпея. Муция не видела меня. С задранным на спину платьем и широко расставленными ногами, она улеглась животом на стол и опустила голову между рук, так крепко вцепившись в край стола, что ногти ее побелели. Зато меня увидел Цезарь, который находился лицом к двери и овладевал женой хозяина дома сзади. Одна его рука лежала на талии женщины, а вторую он упер в бедро, подобно щеголю, стоящему на углу оживленной городской улицы. Его таз ритмично двигался взад и вперед, а вместе с ним дергалось все тело благородной Муции, издававшей те самые сладострастные стоны, которые привели меня сюда. Наши глаза встретились. Я не помню, как долго мы смотрели друг на друга, но слегка удивленный, ничего не стесняющийся, бросающий вызов взгляд этих бездонных темных глаз преследовал меня на протяжении всех последовавших за этим лет — наполненных хаосом и затянутых дымом войн.

К этому времени большая часть сенаторов уже вернулась в залу. Цицерон обсуждал какой-то философский вопрос с Варроном, самым выдающимся ученым Рима, трудами которого по истории и лингвистике я искренне восхищался. В иных обстоятельствах я счел бы честью быть представленным ему, но в тот момент меня неотступно преследовала только что виденная мною картина. Пробормотав что-то невразумительное, я передал свиток Цицерону, и тот, не прерывая беседы, сделал в рукописи какую-то поправку. Помпей, должно быть, заметил это, поскольку, подойдя к нам с широкой улыбкой, изобразил притворный гнев и отобрал свиток у Цицерона, обвинив его в нарушении обещаний, которые тот, впрочем, не давал.

— Тем не менее ты можешь рассчитывать на мой голос на выборах претора, — пообещал он, похлопав Цицерона по спине.

Еще недавно я смотрел на него, как на бога среди людей — уверенного в себе, блистательного героя многих войн, теперь же мне стало его немного жалко.

— Отличная работа, — заявил Помпей, пробежав глазами подготовленный мною текст. — Ты в точности записал все, что я говорил. Сколько ты за него хочешь? — спросил он, обращаясь к Цицерону.

— Красс уже предлагал мне за него огромные деньги, но я отказался.

— Что ж, если когда-нибудь решишь устроить торги, не забудь позвать меня, — послышался вкрадчивый голос Цезаря, незаметно подошедшего сзади. — Я с удовольствием наложу лапу на твоего Тирона.

Он произнес это дружелюбным тоном и даже подмигнул мне, но только я расслышал в его словах скрытую угрозу, и от страха у меня даже закружилась голова.

— Тот день, когда я решу расстаться с Тироном, будет означать конец моей политической карьеры.

— Теперь мне еще больше захотелось купить его, — проговорил Цезарь, и все дружно засмеялись.

После того как было решено сохранить все, что обсуждалось, в тайне и встретиться через несколько дней в Риме, собравшиеся разъехались.