Но ей не давали сосредоточиться неприятные ощущения в районе затылка. Стенка, к которой она прислонилась, непрерывно пульсировала. Пульсация не была такой уж сильной, просто плоть то вздымалась, то опускалась. И каждое движение, казалось, наполняло ее энергией.

Будто пробуждаясь от сна, Джиона обнаружила, что мысли ее прояснились. Она догадалась, что недалеко от места, где она сидит, в теле существа проходит огромная артерия, несущая кровь от сердца к какому-то внутреннему органу. Мозг девушки усиленно заработал, пытаясь получить хоть какую-нибудь информацию о том, что ее окружает. Страх отступал по мере того, как разум брал верх над чувствами. Она была находчивой и сообразительной — да что там говорить, чертовски сообразительной! — девушкой. Но после того как ее проглотил заживо этот левиафан, она превратилась в жалкого напуганного зверька. И теперь Джиона отчаянно желала снова стать собой прежней.

Любопытство одолевало все сильней, и Джиона, повернувшись, приложила руку к тому месту, где проходила артерия. В толщину она имела, насколько Джиона могла судить, примерно десять дюймов и проходила вдоль всей ее темницы. К ней вернулась способность ясно мыслить, и девушка вспомнила, что некоторые кровеносные сосуды служат не только для переноса белых и красных кровяных телец, но также перегоняют кислород. Она нагнулась поближе к бьющейся артерии, которая пульсировала — она чувствовала это — при каждом ударе сердца морского гиганта, и сделала глубокий вдох. Воздух вонял несвежей рыбой, но все же Джиона ощутила прилив энергии, получив подтверждение своей теории о том, что кислород поступает в камеру по гигантской артерии за счет осмотического эффекта. Настоящая система жизнеобеспечения. Без нее Джиона давно бы уже была мертва.

Но сколько она еще сможет протянуть? У нее нет ни питья, ни еды, и организм уже начинает потихоньку сдавать. В голове пульсирует тупая боль, желудок туго сжался в комок. При таком раскладе конец наступит совсем скоро. Даже весь кислород в мире не убережет ее от истощения.

Странная мысль вдруг пришла ей в голову. Что, если неведомое животное хочет, чтобы она осталась в живых? Само наличие в его внутренностях подобной камеры было до крайности необычно, но ведь защитило ж оно Джиону во время нападения. Конечно, испытанные ощущения приятными не назовешь, да и сознание она в конце концов потеряла. Но в то же время Джиона ясно понимала: не будь она защищена сжавшимися стенами, попросту превратилась бы в отбивную. А теперь еще и нашелся источник кислорода.

Джиона включила свет на часах, чувствуя прилив храбрости, и двинулась к громадному сфинктеру. Лицо скривилось от отвращения при мысли о том, что она собирается сделать. Выключила свет и постучала по скрученной мышце.

— Эй! Выпустите меня отсюда!

Эмоции, которые она, казалось, глубоко похоронила, теперь вернулись. Она застучала обоими кулаками, крича:

— Выпустите меня отсюда! Выпустите!

Хлынули слезы.

— Пожалуйста, Господи, выпустите меня отсюда!

Джиона разразилась рыданиями и разжала кулаки, чтобы укрыть лицо в ладонях. Когда рыдания ослабли и перешли во всхлипывания, она вздохнула:

— По крайней мере, дайте мне чего-нибудь поесть.

Внезапно существо сменило направление движения, причем так резко, что Джиону отбросило от сфинктера. Оно, похоже, начало подниматься. И если судить по колыханию стенок камеры, подниматься со все увеличивающейся скоростью.

Стоило Джионе задуматься о том, что произойдет дальше, как сфинктер неожиданно раскрылся. В камеру ворвался поток прохладного солено-сладкого воздуха, заставив девушку покачнуться и сделать пару шагов назад. Восстановив равновесие, она поняла, что может видеть. Ее тюрьму залил падающий сверху холодный белый свет. Джиона посмотрела в открывшуюся щель, увидела огромные кинжалоподобные зубы и… Она не думала, что когда-нибудь увидит еще это зрелище… луну.

Мгновение спустя луна и испускаемый ею свет исчезли. В тишину ворвался подобный грому рев и обрушился на Джиону. Поток воды хлынул в камеру, отбросив ее к мягкой стенке. Вода быстро заполняла пространство вокруг, покрывая ее с головой. А Джиона все думала о прохладном морском воздухе и лунном сиянии. Если это последнее, что она видела в своей жизни, что ж — существо хотя бы подарило ей такую возможность.

Неожиданно уровень воды начал спадать, и она смогла сделать вдох. Через несколько секунд голова полностью показалась из воды, следом — грудь, талия, ноги. Пока вода продолжала стремительно утекать через невидимое отверстие, Джиона снова включила свет на часах. В воде, доходящей до лодыжек, что-то шевелилось. Она почувствовала, как маленькие тела бьются о ее ноги. Звуки воды, утекающей из камеры, отдавались в ушах Джионы статическим шипением. Мучимая вопросом: что же ее в конце концов ожидает, девушка опустила камеру объективом вниз, зажмурилась и сделала снимок. Даже с закрытыми глазами она увидела через сжатые веки яркую вспышку, показавшуюся розовым пятном. Через некоторое время она осторожно открыла глаза и посмотрела на экран. Тяжело задышала. Камера с удивительной четкостью запечатлела огромную массу переливающейся серебром сельди.

Рыба!

«Еда!» — мелькнула мысль.

Джиона выронила камеру и опустилась на колени. Она совсем забыла, что вообще-то не любит суши, и принялась хватать обеими руками мелкую рыбешку. Древние инстинкты, почти задавленные цивилизацией, но вызванные к жизни голодом, пробудились в ней. Жадно впиваясь зубами в плоть, Джиона вырывала куски мяса, не задумываясь и не беспокоясь о том, что за жидкость течет по подбородку: кровь или желчь.

Несколько минут она ела, пока не почувствовала, что сыта. Затем тяжело опустилась на пол и припала к несущей кислород артерии.

Она дышала.

И подкрепила силы.

Она была жива.

— Спасибо, — пробормотала Джиона. Кому — этого она не знала.

На борту «Титана»

Аттикус легонько похлопал Андреа по щеке. Застонав, она очнулась, открыла глаза и заморгала, ослепленная заливающим помещение ярким светом. Она сразу же догадалась, где они находятся.

— О нет, — прошептала она.

— С добрым утром, соня, — выдавив улыбку, произнес Аттикус. Он понимал, что все его потуги отвлечь Андреа от мыслей о том, что их ждет, будут безрезультатными. Сам он пришел в себя около часа назад. За это время он трижды пытался разбудить Андреа, но наркотик, который им ввели, подействовал на нее значительно сильнее.

Сидя и охраняя покой подруги, Аттикус пытался отвлечься мыслями о своей семье: о матери, отце, брате Коннере. Выписан ли уже отец из больницы? Ждет ли его еще Коннер дома? Но все мысли были неотчетливыми, как в тумане. Он понимал, что необходимо разработать план побега, но никак не мог сконцентрироваться.

Теперь, когда очнулась Андреа, он немного воспрял духом, но по-прежнему был далек от какого бы то ни было решения. Пошатываясь, он подошел и сел сгорбившись на нары Андреа.