Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Искусно скрытые паузы для накопления боеприпасов, перегруппировки — и 15 сентября оборона противника была прорвана. Десять дней спустя над старинными русскими городами Смоленском и Рославлем взвились алые штурмовые флаги советских дивизий. Сейчас, а не следующей весной!
Общая глубина операции достигала 225 километров; успех выглядел немалым даже на фоне стремительных наступлений по освобождению Правобережной Украины и в битве за Днепр.
Победа далась нелегко, крайне уставшие войска нуждались в отдыхе, но нет — Ставка требовала наступать и снова наступать. Напрасно маршал Воронов докладывал, что 55 справных истребителей не смогут прикрыть войска фронта от воздушных ударов противника, что без танков наступление против гитлеровцев, закрепившихся на новых рубежах, будет идти медленно и с неоправданными потерями, — Ставка была неумолима.
Полтора месяца упорных боев, а продвижение на витебском направлении составило всего 15-18 километров. И хотя главная задача — приковать к этому участку фронта как можно больше сил противника — была выполнена, это не радовало. Но в самом конце 1943 года удача все же улыбнулась: 13 декабря, на рассвете, после мощной огневой подготовки войска 1-го Прибалтийского фронта, чьи действия маршал Воронов координировал с объединениями Западного и 2-го Белорусского фронтов, перешли в наступление.
Армии под командованием И. X. Баграмяна продвигались медленно, но верно и к 5 января 1944 года продвинулись на глубину до 60 километров, освободив более двух с половиной тысяч населенных пунктов, в том числе Городок. Небольшая пауза — и следующая наступательная операция, Витебская.
Судя по всему, разведка противника и на этот раз не зевала. Опыт подсказывал, что гитлеровские генералы знали не только направления ударов, но даже день и час начала наступления. Впечатляли и плотности войск, созданные ими в обороне: пехотный батальон с двумя артиллерийскими батареями и четырьмя самоходными орудиями всего лишь на один километр фронта! А еще семь водных рубежей, которые следовало преодолеть на пути к Витебску, хитроумная система траншей и фортификационных сооружений...
Операция в чем-то напоминала схватку двух умелых фехтовальщиков: демонстрируя тактическое мастерство, противник перед самым началом огневой подготовки отводил свои войска в глубину на три километра, оставляя на переднем крае только минимальные силы прикрытия, быстро перебрасывал части с других участков фронта на угрожаемые, а его пехота при поддержке танков в первые дни проводила по 10-15 контратак! Так что победа была одержана лишь за счет искусства военачальников и героизма и возросшей выучки войск. Итогом этой небольшой, но — как считал впоследствии Маршал Советского Союза И. X. Баграмян — сложнейшей операции стало создание выгодных условий для окончательной ликвидации блокады Ленинграда и успешных ударов летом 1944 года в Белоруссии.
Координируя действия 1-го и 2-го Прибалтийских фронтов, маршал Воронов в то же время выезжал и на 4-й Украинский, к своему старому знакомому, генералу Ф. И. Толбухину, помогал в разработке плана освобождения Крыма. При этом никто не снимал с него обязанностей начальника артиллерии Красной армии и ответственности за ПВО страны...
Минувший 1943 год стал годом количественного и качественного роста рода войск. Накоплен был бесценный опыт, заслужили признание артиллерийские корпуса в количествах, все более возрастающих, на вооружение поступали новые 152-мм гаубицы Д-1, 160-мм минометы, чьи тяжелые, отвесно падавшие мины противник принимал за авиационные бомбы, 57-мм противотанковые пушки. Интенсивно развивались реактивные системы залпового огня, совершенствовалось и стрелковое оружие.
Авторитет маршала Воронова, не понаслышке знавшего положение дел в многочисленных артиллерийских частях на огромном пространстве от Западного Буга до Тихого океана, от Баренцева моря до моря Черного, был велик и непререкаем. Его подчиненным было приятно сознавать, что артиллерию возглавляет великолепно подготовленный профессионал, умеющий видеть суть явлений и в то же время всесторонне развитый, совершенно лишенный заносчивости человек. Он умел слушать подчиненных, обсуждать с ними проблему на равных, помогать советом и делом; кроме того, был превосходным рассказчиком и хорошим спортсменом, способным подать личный пример молодежи.
Разносторонняя эрудиция сделала Воронова другом таких выдающихся деятелей искусства и культуры, как писатели А. С. Серафимович и В. Василевская, кинорежиссер П. А. Солуянов, поэт С. А. Васильев, великие мастера сцены В. И. Качалов и Г. М. Ярон. Дружба была крепкой, встречались каждый раз, когда Николай Николаевич бывал в Москве. Его жена, Любовь Михайловна, приглашала гостей, в доме звучала музыка, арии из опер и оперетт в исполнении знаменитых артистов, шутки, смех...
В ночь под новый, 1944 год маршал Воронов и народный артист РСФР Качалов пели дуэтом. На рояле им аккомпанировал другой заслуженный артист РСФСР Серафим Аникеев.
— Браво, браво! — захлопал в ладоши Григорий Маркович Ярон. — После войны, Николай Николаевич, подавайтесь к нам в театр!
— М-да! — произнес, вставая из-за рояля, Аникеев. — Я не хочу потерять кусок хлеба. Николай Николаевич хорошо поет, но еще лучше стреляет...
Сын маршала Воронова, Владимир, также отличался любовью к музыке и сцене. Но в ответ на вопрос, не думает ли он посвятить жизнь театру, молодой человек шутливо ответил, что за отсутствием голоса скорее пойдет в артиллеристы. Шутка скрывала истину: осенью 1942 года Владимир стал курсантом артиллерийского училища.
К концу войны в числе друзей маршала Воронова были И. В. Курчатов, С. П. Королев, М. В. Келдыш. Великие ученые ценили его интеллект, способный быстро найти решение задачи там, где ломали голову специалисты. Так, в блокадном Ленинграде управление огнем страдало из-за отсутствия телефонного кабеля. Николай Николаевич обратил внимание на мотки ржавевшей колючей проволоки и... приказал использовать ее для связи. Проверили — получилось; вскоре по «колючему кабелю» полетели команды и донесения...
22 февраля 1944 года Н. Н. Воронову было присвоено воинское звание Главного маршала артиллерии. Событие было радостным для всего рода войск, который теперь, с легкой руки Верховного главнокомандующего, и в армии, и в народе величали не иначе как «бог войны». Сам Сталин относился к главному артиллеристу страны благосклонно и накладывал большей частью положительные резолюции на его рапорты и докладные записки.
Маршал Воронов же теперь был просто вынужден обращаться письменно едва ли не по каждому вопросу. Л. П. Берия не забыл ни случая с винтовками для НКВД, ни своего обещания «выпустить кишки» военачальникам-артиллеристам. Слежка с его стороны становилась все более откровенной, попытки добыть компрометирующие материалы не прекращались, и документы с окончательным решением Верховного главнокомандующего служили защитой.
Между тем сражения за Правобережную Украину завершались блестящим успехом; приближался час освобождения Белоруссии. Маршал Воронов принял непосредственное участие в разработке плана операции «Багратион», а затем выехал в войска, чтобы лично возглавить подготовку артиллерии к предстоящей битве.