на девку у края поля — ухмыльнулся. Та побледнела, стоит ни жива, ни мертва, руками рот зажала, чтоб не кричать. Показалось ей, что убьется сейчас ханский сын из-за нее, дуры нерасторопной.

Снова глянул на нее в упор степной волк, взгляд не отводит дерзкий, сам меч в вверх подкинул да поймал, не глядя. Еще больше удивления на личике ее — снова ему то по нраву пришлось. Запустил он меч вперед вдоль поля, да заново за ним поскакал. Опять подхватил ловко, развернул коня резко, чтобы посмотреть, как она — поняла ли, что не случайно первый раз было. Конь на дыбы встал, осадил его Коркут, сам с девки взгляд не сводит. А та совсем стыд позабыла, тоже смотрит ему прямо в лицо, глаз долу не опускает, дышит тяжело, грудь вздымается, губы пересохшие облизывает.

Обиженно заржал золотой конь, засмеялся громко степной дикарь. Запрокинул Коркутхан голову, прямо в небо загоготал. Тут уж нянька очнулась, да бегом с поля.

Олег с Игорем рты открыли от удивления. Подъехал Коркут небрежно, легко соскочил на траву, подал малому княжичу меч, а старшего в седло посадил, чтоб обучение продолжить. Как и не было ничего, ни слова поучительного детям не сказал.

Да, крепко они запомнили все, что видели, захотели так же научиться верхом скакать да с лошадью управляться.

Долго не могла уснуть в тот вечер Нежданка, все вспоминала тот дерзкий взгляд, кусала губы, да не получалось успокоиться. Как кинжалом своим полоснул.

Глава 36 Кто с дуба рухнул?

Следующий день прошел, как у всех, — в предпраздничной кутерьме. Приехало еще несколько семей княжеского рода, ко всем водили младших княжичей на показ. Славка с другими мамками-няньками ходили за детьми по пятам, била гостям поклоны, а сама зорко следила за безопасностью малышей. Олег и Игорь от гостей быстро устали, капризничали, требовали играть в водяного, продолжения сказки про серого волка, а не вот это вот все.

Коркутхан дважды выезжал на золотом коне, лихачил перед гостями — показывал мастерство наездника по просьбе князя. Нежданка, завидя ханского сына, поворачивала в другую сторону, не смотрела, как он ей вслед усмехается да бровью поводит. Да, чувствовала, как летят в ее спину взгляды жгучие, что стрелы огненные.

Ночью молоденькая нянька проснулась от непонятного, едва осязаемого чувства тревоги. Неспокойно стало. Прислушалась, в хоромах вроде тихо. В княжеской гриднице поднимались заздравные чаши, подносили яства, разливали мед — прибывали новые гости. Отдаленный шум с той стороны терема звучал уже третьи сутки, к нему привыкли.

В покоях на втором этаже, где располагались детские спаленки, стояла непривычная тишина. Олег и Игорь так устали за день, что сами запросились спать раньше обычного. Как только дети сомкнули глазки, мамки-няньки сами тут же повалились снопами, уж больно все за день устали — набегались-наговорились-накланялись.

Морица-мокрица, наоборот, с утра закрылась у себя, на уговоры выйти поздороваться с гостями не поддавалась. Вряд ли она спала сейчас, скорее — ревела в подушку, как обычно.

От чего же Нежданке не спалось? Выглянула в окно — в садике темнота, хоть глаз выколи, но что-то там происходит, а что — не видать.

Факельщики почти все Прозором расставлены, там, где стройка идет, — свет оттуда до садика не дотягивается ни с какой стороны.

На стройке топоры рубят, пилы визжат — все, как днем. Хорошо хоть ночью, гвозди не заколачивают — то уж Прозор запретил, да и чего они там наколотят в потемках. Вроде и далеко эта конюшня новая от покоев строится, а все равно ночью слыхать шум даже при закрытых окнах.

И какая сила ее в темный сад потянула, потом объяснить Нежданка не могла. Страшно было очень, но еще страшнее казалось — не дознаться. Чудилось ей, что одна пила из десятков схожих голосов тоненько из сада визжит, не со стороны конюшни. Даже не визжит, так — повизгивает. Как такое может быть? Тонкий слух у мастерицы свистульки лепить, чуткий — отчетливо ту пилу из садика слышит, да все одно боязно — вдруг ошибается.

Накинула платок, побежала по лестнице вниз. У выхода из терема двух факельщиков Прозор все ж таки оставил. Кругом темка беспросветная — на случай, если кому-то захочется куда-то выйти по важному делу. Разумеется, это касалось семьи князя, ключницы и двух главных мамок, приставленных к Олегу с Игорем.

Сказать бы кому три дня назад, что она, Нежданка, начнет малиновыми командовать, ни в жисть бы не поверила. А, меж тем, все меняется.

— Пойдем со мной, — задрала повыше подбородок Славка. — Осветить надобно.

Она бросила факельщикам это так небрежно, на ходу, что один невольно подчинился и пошел уже за девчонкой

— Э, девка, ты кто? Почто раскомандовалась тут? — пробасил второй из служивых людей, более опытный.

— Подруга я княжны Морицы, — Славка задрала нос еще повыше. — Лично князем Владивоем приставлена к младшим княжичам.

— Нянька что ли? — заржал малиновый.

И не двинулся с места.

— Не только сказки княжичам сказываю, я ужо лучшая подруга княжны. И меня княгиня просила…

Что она творит?!! Внутри Нежданки трепетал такой страх, что она сама до конца не понимала, что происходит.

Повторное упоминание Морицы сделало свое черное дело. Никому не хотелось с княжной связываться, факельщикам тоже. Мож, у нее и подруга на пару дней всего завелась, долго с Морицей дружить не получалось, а все одно — держать перед Морицей ответ никто не хотел.

— Ладно, подь, с этой… — нехотя велел старший малиновый тому, что помоложе.

Славка бежала в садик княгини со всех ног. Факельщик, который должен был освещать перед ней дорогу, едва за девкой поспевал.

Перед самым садиком девчонка остановилась, чтобы перевести дух.

— Слышишь? — спросила она у факельщика.

Парень тяжело дышал, и кроме своего стука сердца и потрескивания огня над ухом ничего не слышал.

— Пила: "взж-взж-взж", — пояснила нянька.

Теперь она ее совсем отчетливо слышала из садика.

— Так конюшню гостевую строят, — продолжая пыхтеть, ответил малиновый. — Князь распорядился и