Азалия силилась вдохнуть глубже и, похоже, не могла. Губы кривились, по лицу волнами прокатывалось страдание. Она казалась невероятно старой. Дело было не в морщинах или цвете лица: её глаза выглядели по-настоящему древними, доисторическими. Похожими на черепашьи. Словно она жила долго-долго, и слишком многое видела. Многое из того, что ни одному человеку знать и видеть не полагалось. В этих невероятных глазах жило горячее, живое чувство. Какое – Карина никак не могла понять.

– Как мне больно, – беззубо прошамкала Азалия.

Потом случилось что-то, и девушка оказалась совсем близко к ведьме. И вот тогда пришло понимание: в том пристальном взгляде были ожидание и предвкушение.

Диана, потрясённая происходящим – сгорающие в кастрюле вещи, разгромленный алтарь, корчащаяся ведьма – стояла за спиной Карины. Смотрела, как девушка склоняется ниже и ниже над ложем Азалии, проваливаясь куда-то.

Ведьма, вроде бы, совершенно ослабла и не могла пошевелиться. Тем неожиданнее оказался молниеносный, змеиный жест: она выбросила вперёд скрюченную руку и цепко ухватила Карину за тонкое запястье. Рванула девушку на себя с такой силой, что та, не удержавшись, упала ей на грудь. Забарахталась, пытаясь подняться и отодвинуться, но ничего не выходило.

Странное оцепенение овладело Дианой. Она будто наблюдала за происходящим на экране, смотрела фильм. И не могла вмешаться.

На кровати натужно хрипела и бормотала на диковинном щёлкающем наречии ведьма. Карина продолжала отбиваться, но с каждым мгновением всё менее энергично и яростно. Словно по инерции, без истинного желания оторваться.

Вдруг Диана ощутила резкую боль и вскрикнула, прижав руки к груди. Рванула блузку, пуговицы с весёлым перестуком полетели на пол. Она увидела, что в том месте, где соприкасалась с распятием, кожа вздулась и покраснела.

От боли и неожиданности очнулась и с ужасом осознала, что происходит на её глазах. Перед мысленным взором замелькали прочитанные недавно строчки: «Предсмертные муки ведьм и колдунов мучительны…», «Ведьма цепляется за жизнь, и не может умереть, пока не передаст свой дар…», «Отяжелевшая от грехов душа не может покинуть тело…», «Чтобы дать ведьме умереть, надо открыть окна или разобрать потолок или крышу…»

Она попыталась оттащить девушку от кровати, но ничего не получалось. Хрупкое тело налилось каменной тяжестью. Казалось, что теперь они поменялись ролями: не Азалия прижимает к себе Карину, а та придавила ведьму к кровати, выжимая из неё… что?

Подвывая от страха, понимая, что счёт идёт буквально на секунды, Диана пыталась сообразить, что ей делать. Напоролась взглядом на уродливую вазу с цветами, подскочила к ней, выхватила цветы и, прежде чем сделать то, что собиралась, кинула взгляд на Карину. Возможно, ей показалось. Позже Диане почти всегда удавалось убедить себя в этом.

И только в ночных кошмарах иногда виделось выражение, которое застыло на лице девушки в тот момент, когда Диана стояла над ней, держа в одной руке вазу, как гранату, а в другой – розы, как чеку. На полудетском личике было написано безудержное, неистовое, сумасшедшее торжество. Триумф.

«Успела? Опоздала?»

Она заорала, размахнулась и изо всех сил швырнула вазу в окно. «Может, правильнее было опустить её на голову Азалии», – запоздало обеспокоилась Диана. Но рассуждать было поздно.

Послышался звук удара, градом посыпались осколки, в комнату ворвался свежий весенний ветер. А наружу вырвалось нечто противоположное понятию «свежий». Что-то слишком старое, успевшее протухнуть и сгнить, много раз умереть, истлеть и разложиться в десятках могил.

Диана осела на пол и потеряла сознание.

Новый год они собирались отмечать вдвоём. Сходились во мнении, что это семейный праздник, и справлять его нужно в кругу близких. И пусть круг этот узок, зато в нём нет лишних.

Карина наряжала большую живую ёлку в гостиной и с наслаждением вдыхала хвойный аромат. Диана возилась на кухне, почти не допуская туда подругу. Доверяла разве что очищать яйца от скорлупы или шинковать капусту.

– Используешь меня, как неквалифицированную рабочую силу, – притворно дулась та.

Диана только усмехалась. Она сильно изменилась в последнее время: притихла, стала молчаливее, задумчивее. Карина выкрасила волосы в красивый каштановый цвет, похорошела и снова научилась улыбаться. Ещё по весне, в конце самого странного и страшного апреля в своей жизни, приняла крещение, пригласив Диану стать крёстной матерью.

О случившемся они старались не вспоминать. Точнее, сделали всё, чтобы ничто им об этом не напоминало.

Как только Карина получила возможность распоряжаться наследством, она продала квартиру и папин автомобиль. Свою машину тоже поменяла: не хотела владеть ничем, к чему, возможно, прикасалась Азалия. Почти до ноября они жили в Дианиной квартире. Спали всегда вдвоём. И только ближе к середине лета отважились ложиться, погасив ночник. Диана пригласила священника и освятила своё жилище. Повесила в правом углу большую икону, а над дверью – распятие. Но всё равно знала, что жить здесь больше не сможет.

В квартиру на одиннадцатом этаже, где они когда-то счастливо жили с папой, Карина не вернулась ни разу с той самой ночи. Элитное жилище со всей обстановкой продала быстро и выгодно, передав маклеру ключи, и так и не переступив порога. Дианиной квартирой занималась та же фирма.

Они купили себе просторные светлые квартиры далеко отсюда, на одном из верхних этажей нового небоскрёба: обеим нравилась высота. Теперь жили на одной лестничной клетке, дверь к двери. Диане не хватало денег на ремонт и обстановку, и она опять хотела делать всё постепенно, но крестница и слышать ничего не желала. Числила себя в неоплатном долгу и оплатила все расходы.

Диана так же работала у себя в пресс-службе, Карина больше в институт не вернулась и диссертацию не дописала. Зато увлечённо сочиняла роман и надеялась когда-нибудь сделать карьеру писателя. Средства на обеспеченную жизнь давала аренда купленного отцом земельного участка, половина которого принадлежала Карине.

Они с дядей Альбертом ошиблись. Азалия – тоже. Она так никогда и не узнала, что в день своей смерти Наиль успел оформить дарственную на дочь. Переписал всё, чем владел, на её имя. Карине поведал об этом нотариус, когда она занялась оформлением наследства.

Причину смерти Азалии установила приехавшая «скорая», которую вызвала Диана, придя в себя и приведя в чувство Карину. Разбитое окно никого особенно не удивило: девушка (по наущению подруги) спокойно соврала, что мачехе стало душно, а задвижку на раме заело, и она, желая обеспечить приток воздуха, разбила стекло. К счастью, выпавшая из окна ваза никого не зашибла. У покойной определили инфаркт миокарда. Видимо, следствие пережитого горя от потери мужа. «Такое нередко бывает: один супруг умирает вскоре после первого», – перешёптывались пришедшие на похороны люди.

Карины на погребении не было.