Никакой страсти.

Ее глаза не отрываются от моих ни на секунду, и я вижу, как у нее перехватывает дыхание, когда моя рука крепче сжимает ее.

— Обещания о помолвке скрепляются поцелуем, не так ли? — Хрипло шепчет Сирша, и я знаю, что должен отказать ей в этом поцелуе каждой клеточкой своего тела. Мы одни на продуваемом всеми ветрами ирландском пляже, на многие мили вокруг нет ни единой живой души, и никто, кроме нас самих, не может привлечь нас к ответственности.

Это место для романтики, страсти и любви, всего того, о чем я только что сказал ей, чего она никогда не должна ожидать от меня, чего мы только что пообещали никогда не ожидать друг от друга. Но я не могу отпустить ее руку. Я не могу перестать смотреть на ее губы. Я не могу перестать думать о том, как они ощущаются на моей коже, и, в конце концов, она собирается стать моей женой. Это не значит, что я никогда больше не собираюсь ее целовать.

— Действительно, — бормочу я, а затем притягиваю ее в свои объятия.

22

КОННОР

Сколько времени пройдет после того, как мы поженимся, прежде чем рот Сирши перестанет быть самым сладким, что я когда-либо пробовал? Я не могу перестать удивляться тому, как она реагирует на меня, тому, как ее желание усиливается и совпадает с моим. Она не сопротивляется, когда я притягиваю ее к себе, обнимаю одной рукой за талию, в то время как другая моя рука зарывается в ее волосы, распуская конский хвост, когда я запускаю пальцы в густую рыжую гриву. Я чувствую биение ее сердца напротив своего, когда прижимаю ее к себе, мой язык погружается в ее рот, когда я пробую ее губы на вкус, соленые брызги все еще остаются на них после нашей поездки по пляжу. Я знаю, что она хочет меня так же сильно, как я хочу ее, и что прямо сейчас мы переходим самую тонкую грань.

Никто не остановит меня, если я решу взять ее здесь и сейчас, никто, кроме нее, и у меня есть серьезные сомнения по поводу того, что она это сделает. Когда я притягиваю ее к себе на колени, ее колени по обе стороны от моих бедер, углубляя поцелуй, я чувствую, как она прижимается к твердой выпуклости моего члена в джинсах, и я очень сомневаюсь, что она остановит меня, если я толкнусь достаточно далеко.

Сирша слишком долго была девственницей, и я пробудил все, что в ней дремало.

Моя рука сильнее сжимается в ее волосах, и она ахает, когда я откидываю ее голову назад, мои губы обводят ее шею.

— Моя колючая ирландская роза, — бормочу я, проводя кончиком языка по ее коже, и я чувствую, как она вздрагивает. — Ты уже вся мокрая из-за меня, не так ли? Я чувствую ее жар, обжигающий сквозь джинсы, мой член соблазнительно устроился между ее бедер, нас разделяют только слои ткани.

Она прижимается ко мне, постанывая, и приступ вожделения, который проносится по моим нервам, почти невыносим.

— Коннор. — Она шепчет мое имя, когда я отстраняюсь и откидываюсь на одеяло, мои руки ложатся на ее бедра, когда я усаживаю ее на себя.

— Так я и думал, — бормочу я, глядя на нее, сидящую на мне верхом. — Ты прекрасно выглядишь в таком виде, Сирша. — Мои руки скользят вверх под ее футболку, поднимая хлопчатобумажную ткань вверх по талии, обнажая моему взору бледную полоску ее плоского живота. Я никогда не видел ее раздетой, только задранную до талии юбку в клубе, обнажающую моему взору ее задницу и набухшие внешние изгибы половых губок. Этого воспоминания достаточно, чтобы мой член опасно запульсировал напротив застежки-молнии, и Сирша ахает, ее бедра двигаются на мне в ответ.

К черту все. Я знаю, что танцую на грани, но мне нужно видеть ее больше. Я задираю ее футболку до черного хлопчатобумажного лифчика, который на ней надет, бледные выпуклости ее грудей так и просятся в мои руки. Я обхватываю их ладонями, пока Сирша стонет, большими пальцами потирая ее напрягающиеся соски через ткань, когда она насаживается на меня сверху.

— Ты была права, — стону я, мои собственные бедра дергаются вверх от потребности быть ближе к ней. — Ты действительно умеешь ездить верхом.

— Представь, если бы между нами не было так много одежды, — ахает Сирша, извиваясь на мне. Внезапно до меня доходит, что она делает, использует толстый шов своих джинсов, чтобы добиться трения, в котором, без сомнения, отчаянно нуждается ее клитор. — Черт возьми, Коннор…

Это именно то, к чему мы опасно близки. Я опускаю чашечки ее лифчика, открывая холмики ее грудей ветру, ее соски в одно мгновение становятся алмазно-твердыми, когда я провожу по ним большими пальцами, слегка пощипывая. Сирша стонет, извиваясь, прижимаясь ко мне, мой член пульсирует между нами, и у меня кружится голова, и я удивляюсь, как мы так быстро перешли от обещания друг другу холодного брака без любви и обязанностей к корчащимся на одеяле на пляже, как возбужденные подростки, которые еще не расстались со своей девственностью.

Я наклоняюсь, одной рукой обнимаю ее за талию и крепче прижимаю к себе, захватывая ртом ее сосок, слегка прикусывая плоть, и Сирша вскрикивает, когда ее руки запутались в моих волосах.

— О боже, Коннор, Коннор, я собираюсь, я…

Ее рот открывается в крике, который уносит ветер, ее бедра бешено извиваются напротив меня, когда она прижимает меня к своей груди. Со вспышкой ослепляющей, обжигающей похоти я понимаю, что она кончает на меня, сверху, что она довела себя до кульминации. Затем я понимаю, что пульсирующий прилив тепла, пронизывающий меня, это не просто ее пульс, бьющийся во второй раз. Сирша, достигла оргазма на мне, полуголая, и кончила, также как и я в свои джинсы, как гребаный подросток.

Я должен был бы смущаться, но все, что я есть, это переполненная нужда. Мой член все еще почему-то тверд несмотря на то, что я все еще заливаю спермой внутреннюю часть своих боксеров, сосок Сирши напряженный и твердый, трется о мой язык. Мне нужно, чтобы мой язык был прикован к чему-то гораздо большему, чем это.

Одним быстрым движением я переворачиваю ее на спину, мои руки дергают за пуговицу ее джинсов, когда я срываю их вместе с трусиками с ее бедер.

— Коннор! — Сирша взвизгивает, ее глаза расширяются, но мне наплевать, хочет ли она, чтобы я остановился или нет.

Я знаю, что пока не могу ее трахнуть, но,