Что касается смысла этих стихов, по одной теории они имеют отношение к разрушению первого Лондонского моста норвежским королем Олафом II Харальдссоном (Святым) во время набега викингов примерно в 1014 году. Это событие упоминается в песнях викингов, но англосаксонские источники об этом молчат, так что некоторые ученые сомневаются, что это исторический факт – возможно, викинги просто похвалялись. С другой стороны, англичанам, возможно, было стыдно упоминать о разрушении их моста кучкой северян.

Согласно другой интерпретации, речь здесь идет о поверии, согласно которому мост удерживался человеческими жертвами, возможно, даже детскими. Эту идею продвигала исследовательница фольклора конца XIX века Элис Гомм, но ни культурологических, ни археологических доказательств тому нет.

Еще одна теория утверждает, что в песенке просто поется о постепенном разрушении моста со временем. В Средние века он был настоящим чудом света, на нем стояли много жилых домов и магазинов, но за века они, естественно, начали постепенно разрушаться, а пожар 1633 года нанес мосту и постройкам на нем еще больший ущерб. Однако в 1666 году он стал преградой на пути очередного страшного пожара и помог спасти от него южный берег Темзы.

Этот стишок занимает особое место в измышлениях о темном происхождении детских песенок. Уже давно утверждалось, что данная веселая песенка и танец на самом деле связаны со страшной эпидемией бубонной чумы, разразившейся в Лондоне и окрестностях в 1665 году, а может быть, и с Черной Смертью XIV века. Предполагается, что Рози – это изначально вовсе не имя, а симптомы болезни в виде сыпи и бубонов, возникающих на коже жертв. «Букеты» указывают на веру в то, что чума появляется от дурного воздуха, поэтому ее можно предотвратить свежими ароматами. «Пепел» – это сжигание тел умерших; хотя в альтернативной версии стишка вместо «пепла» в этой строчке имитируется звук чихания, символизирующий, опять же, симптомы болезни. Наконец, «все падаем» – это, конечно же, означает, что все скоро умрут. Какая прелесть!

На первый взгляд, крайне зловеще и мерзко, но большинство современных фольклористов отвергают такую версию по целому ряду причин. «Чумная» интерпретация появилась только после II Мировой войны. Сама песенка была впервые опубликована лишь в 1881 году и, скорее всего, не существовала очень долго до этого. Кроме того, предполагаемые симптомы, описанные выше, не вполне соответствовали тому, что на самом деле испытывали жертвы чумы.

Более вероятное объяснение смысла песенки связано с запретами на танцы, которые в XIX веке существовали в ряде наиболее строгих протестантских общин в Англии и Соединенных Штатах. Некоторым подросткам и детям удавалось обходить этот запрет, придумывая «игры» со стихами, которые включали в себя хоровод без музыкального аккомпанемента. Так что, несмотря на жуткие ассоциации, которые видятся некоторым в этой песенке, она, скорее всего, возникла именно так и не несет никакого глубокого смысла.

Этот на первый взгляд невинный стишок был известен в середине XIX века, но одна теория связывает его с некоторыми весьма щекотливыми политическими событиями, имевшими место несколькими веками ранее, и с именем Джорджа Вильерса, первого герцога Бэкингемского (1592–1628). В молодости Джорджа представили королю Якову I, которому юноша очень понравился. В то время уже ходили слухи о сексуальном пристрастии короля к молодым красивым мужчинам, и Джордж, вероятно, был превосходным кандидатом на роль королевского любовника. Тем не менее у нас нет убедительных свидетельств того, какими на самом деле были отношения Якова и Джорджа, но он стал королевским фаворитом, имел большой доход и, в течение некоторого времени, поддержку многих придворных лиц. В общем, дела у него шли неплохо.

Потом он объявил о своей любви к Анне Австрийской (1601–1666), супруге французского короля Людовика XIII, что вызвало скандал, хотя нам точно неизвестно, была ли между ними настоящая любовная связь (Александр Дюма изобразил предполагаемых любовников в «Трех мушкетерах»).

Джордж, будучи красивым и обаятельным мужчиной, при этом бывал грубым, неучтивым и крикливым и своей несдержанностью испортил несколько дипломатических военных миссий. Только его статус любимчика короля берег его от неприятностей, которых многие ему желали. Но постепенно нелюбовь придворных и подчиненных все же дала плоды, на что, возможно, намекают строчки «Когда мальчишки выходят поиграть, Джорджи-Порджи убегает». В августе 1628 года он готовился в очередному военному походу, но был зарезан неким Джоном Фелтоном, солдатом, ранее служившим под его началом, который злился на герцога за то, что его не повысили по службе. Говорят, что Джордж попытался броситься за ним, но умер от ран. Позже Фелтона все же поймали и повесили, хотя немало народу радовалось тому, что тщеславный герцог Бэкингемский отправился на тот свет, и появились стихи, прославлявшие Фелтона как героя.

Самое раннее упоминание этого стихотворения датируется XVIII веком. Дрозды в пироге могут указывать на средневековую практику помещения живых существ, даже музыкантов (!), в большой пирог, чтобы потом они выпрыгнули оттуда на потеху благородным сотрапезникам. Например, на большом обеде в 1454 году из пирога появились целых двадцать восемь музыкантов, которые стали развлекать гостей песнями.

Этот обед, который известен в истории как Праздник Фазанов, устроил герцог Бургундии Филипп Добрый (1396–1467). Кроме того, для развлечения гостей выступали жонглеры, ставились драматические сценки и даже демонстрировался живой слон. Все это было частью публичной кампании Филиппа – и некоторых примкнувших к нему дворян более низкого звания – по организации крестового похода против турок-османов, которые за год до этого захватили Константинополь, что повергло Запад в ужас. Но, несмотря на обещания герцога выступить против турок, из затеи с крестовым походом так ничего и не вышло, кроме крошек в музыкальных инструментах.

В общем, дрозды или голуби в Средние века нередко вылетали из пирогов, и не только на таких роскошных обедах. Кстати, такие пироги не предназначались для еды; так что не переживайте, если вы уже представили себе птичьи перья и микробов в еде, – или, еще хуже, микробов музыкантов.

Название песенки, по всей видимости, происходит от древней традиции платить музыкантам за песни жалкие гроши; ничего в мире не меняется. Шекспир в «Двенадцатой ночи», акт II, сцена 3, пишет: «Вот тебе шестипенсовик. Заводи песню».

Единственная проблема с птичьей теорией состоит в том, что существует более ранняя версия этого стишка, опубликованная в 1744 году и состоящая всего из одной строфы, которая заканчивается словами: «Двадцать четыре грязных мальчишки в пироге». Это уже совсем другое дело и вызывает в голове какие-то неприятные образы. Так какой же вариант считать оригинальным? Существовала ли ранее некая «птичья» версия, связанная со средневековыми и тюдоровскими экстравагантными развлечениями? Или первыми все-таки были мальчишки, которые несколько десятков лет спустя превратились в птиц, потому что каннибализм в Европе как-то не был популярен? В любом случае, современная «экзотическая танцовщица», выскакивающая из торта, вероятно, является наследницей этой нелепой традиции.