Тринити бросает взгляд на здание тюрьмы и мотки колючей проволоки.

— Что вы здесь делаете? — резко спрашивает Джио.

— Его нет, — говорит Тринити. — Клэйтона больше нет.

Мое сердце дает сбой.

— Он сбежал?

— Он мертв. Кто-то убил его. Зарезал ножом.

У меня отвисает челюсть. Меня как будто ударили об стену.

— Что вы имеете в виду?

— Его убили сегодня утром. Тело нашли в луже крови рядом с подсобкой. Его дважды закололи чем-то вроде самодельной заточки. Нападающий знал свое дело и бил в печень. Он истек кровью слишком быстро, чтобы его успели спасти.

— Кто это сделал?

Ее глаза слезятся от ветра, а может быть, это остатки слез.

— Они… они не знают, кто это сделал. Оружие так и не нашли. Объективы камер наблюдения в той части коридора были замазаны зубной пастой. Тюремное начальство считает, что это связано с бандой заключенных, и меня предупредили, что вокруг таких внутренних убийств действует обет молчания. Виновных трудно найти.

Голос Клэя из подкаста эхом отдается у меня в голове.

Ее убийца до сих пор на свободе.

Меня посещает зловещая мысль. Его заставили замолчать. Кто-то дотянулся до него прямо в тюрьме.

Воскресенье, 21 ноября. Наши дни

— Я знаю, кто вы такая, Тринити.

Ее взгляд скрещивается с моим. Ее лицо по-прежнему бледное и напряженное, на шее быстро пульсирует маленькая жилка.

Мы сидим в кабинке дешевого ресторана неподалеку от тюрьмы. За окнами мелькают люди, горбясь от ветра в своих теплых куртках и пальто. Скоро наступит вечер.

Тринити одновременно потрясена и взвинчена. Я предложила выпить кофе, но мы обе потягиваем горячий какао.

Джио сидит в автомобиле на автостоянке. Я сказала ему, что нам нужно поговорить. Он освободил место для меня, но несет бдительную стражу. Я вижу его за окошком автомобиля; его внимание не покидает нас.

— Скажите, в чем заключалась истинная цель подкаста о Лиине Раи? Возмездие? Или чисто коммерческое намерение воспользоваться вашей жизненной ситуацией, чтобы воздвигнуть себе небольшой памятник за счет боли и страдания других людей?

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Разумеется, понимаете. — Я выдерживаю паузу. — Тринити Джейни Пелли Скотт.

Она сглатывает и делает глубокий вдох.

— Как вы узнали?

Я уклоняюсь от ее вопроса.

— А знаете, мы уже встречались раньше. Когда вам было семь или восемь месяцев. Я меняла вам подгузники, пока ваша мать управлялась с домашним хозяйством почти без денег, с грязными тарелками в раковине и кучей пустых бутылок в мусорном ведре. Вы плакали от колик и не давали ей нормально поспать. Но потом вы утихомирились, когда детектив Люк О’Лири стал укачивать вас на колене. — Вспышка горя накрывает меня, и я ненадолго теряю дар речи от осознания того, что Люк, такой большой, надежный и жизнерадостный, ушел из жизни. Нам отпущено немного времени на земле, и маленькие радости бесценны. Я тихо кашляю. — Тринити, я думаю, что, когда мы с сержантом О’Лири постучались в дверь вашей матери, у нее уже сложилось намерение солгать о том, когда ваш отец вернулся домой.

Большие фиолетовые глаза Тринити влажно поблескивают. Ее руки слегка дрожат, когда она поднимает кружку и делает глоток. Я понимаю, что она хочет подумать. Ее мозг работает без устали, пока она размышляет, что делать с этой ситуацией. Со мной.

— Значит, это месть? — спрашиваю я. — Вы занялись этим, чтобы отомстить за отца? Или вы просто делаете деньги на сенсационном реалити-шоу в стиле «Мой отец — Дарт Вейдер?». Заставляете семью жертвы пережить ад ради личной выгоды?

Она делает еще один глоток, по-прежнему глядя на меня. Но теперь ее глаза прищурены. Я рассердила ее, и это хорошо.

— Когда он заявил, что не убивал Лиину, было ли это сюрпризом для вас? — спрашиваю я. — Или это был изящный и неожиданный поворот сюжета?

Молчание.

Я наклоняюсь вперед и кладу локти на стол.

— Вы убили его, понимаете?

Она резко ставит свою чашку на стол. Ее взгляд превращается в кремень.

— Как вы смеете? — шепчет она.

Я презрительно фыркаю.

— Это правда.

Она колеблется, потом тихо говорит:

— Может быть, правда убила его. Может быть, кто-то на свободе боялся, что отец собирается разоблачить его.

— А может быть, его участие в вашем подкасте продемонстрировало другим заключенным, каким он был извращенцем и педофилом. С такими людьми там обходятся без пощады.

Она плотно сжимает губы, отворачивается от меня и смотрит в окно.

— Как вы узнали, кто я такая? — тихо спрашивает она. — Что сподвигло вас на поиски?

— Тот факт, что Клэй Пелли решил поговорить с вами, и больше ни с кем, — отвечаю я, хотя это не совсем правда. Но это многое объясняет о причине появления подкаста и о его успехе. И я не собираюсь делиться с ней опасениями, что мой партнер был психотерапевтом ее отца. — Это было довольно просто. Ваша мать юридически зарегистрировала смену фамилии. Телефон вашей бабушки есть в телефонном справочнике. Она сообщила моему частному сыщику, что Лэйси находится в доме престарелых.

Я делаю паузу.

— Итак, почему он согласился принять участие в подкасте? Вы сказали ему, что являетесь его дочерью? И вы приберегали огласку этого факта для последнего эпизода. Вы манипулировали своей аудиторией. Дешевый сюжетный трюк или предполагаемая охота за истиной?

Она роется в сумке сбоку от себя и достает коричневый конверт. Кладет его на стол и прижимает ладонью.

— Я не говорила ему, кто я такая. За полтора года я семнадцать раз писала ему с просьбой об интервью. И однажды он ответил. Не знаю, по какой причине. Я собиралась спросить его об этом…

Ее голос прерывается, и она делает усилие, чтобы овладеть собой.

— Он — мой отец — вчера передал этот конверт одному из тюремных охранников. И попросил охранника отдать это мне, если с ним что-то случится. — Она облизывает губы. — Должно быть, он… подозревал, или предчувствовал, или знал о приближении угрозы.

Она подталкивает конверт ко мне.

— Посмотрите.

Я открываю конверт и достаю старую, мятую фотографию с загнутыми концами, на которых остались полоски клейкой ленты. На ней изображен мужчина немногим старше двадцати лет со светло-каштановыми кудрявыми волосами. Его глаза пылают жизненной силой. Он стоит перед гремящим водопадом в облаке мелких брызг и держит на руках крошечного младенца в розовой вязаной шапочке. В конверте есть еще одна фотография. Тоже мятая и с загнутыми концами; на ней изображены мужчина и женщина с младенцем. Они улыбаются и выглядят счастливыми и влюбленными друг в друга.