был принят ещё Временным Правительством, но так и не дошёл до школ. Иван Петрович, как учитель, и сам осознавал необходимость упрощения алфавита, в котором одних букв со звуком «ф» было три штуки, две буквы читались как «и» и еще этот твердый знак в конце слов, что делало изучение правописания весьма сложным. Когда он служил у белых, то пользовался, как и все, старым алфавитом, потом, служа у красных, он перешёл на новый алфавит, и вполне успешно овладел новым правописанием, но преподавать это правописание едва ли решился бы.

Почитав книжки, что дала ему Анфиса Сергеевна, он окончательно понял, что изменился не только общественный строй в России, но и все основы человеческой жизни, в том числе и всё образование. В школе насаждался атеизм, историю и географию исключили из обучения, а остальные предметы должны были излагаться с позиций марксизма и его основы: учения о диктатуре пролетариата и материалистического устройства мира, в котором нет места Богу – его место занял человек труда, преимущественно физического.

– Ладно, – подумал Иван Петрович, полистав последнюю книжонку от Анфисы, – попрошусь стажироваться у кого-нибудь из учителей, что присоветуют в комиссии, почитаю ещё инструкции наркомата Народного Просвещения и, опираясь на свои знания и опыт, буду учительствовать по любой дисциплине нынешней трудовой школы, кроме физкультуры – так теперь называются уроки гимнастики, потому что прихрамываю на правую ногу.

Через неделю Иван Петрович снова пришёл в комиссию по народному просвещению, где получил известие от Анфисы Сергеевны, что его берут в школу второй ступени, находившуюся неподалёку от закрытой церкви и располагавшуюся в бывшем здании гимназии. Вологда осталась в стороне от войны с немцами, да и гражданская война едва задела город боком, и потому здесь не было разрушенных зданий, и советские учреждения располагались в тех же домах, что и при прежних властях, лишь сменив вывески.

Иван Петрович честно признался, что за годы войны отвык от учительства и хотел бы с пару недель походить на уроки к другим учителям, которые уже освоили новые требования к обучению, овладели программами обучения старшеклассников, и тогда, переняв их опыт, он надеялся снова стать хорошим учителем и не допустить ошибок при изложении дисциплин, даже орфографии, с марксистских позиций победившего пролетариата.

Он заметил, что новые власти любят громкие слова, и к месту и не к месту поминают марксизм, как раньше власть имущие поминали Господа и Закон Божий, живя, впрочем, не по божеским заповедям, а зачастую и совсем не по-христиански. Теперь Бога заменило учение Маркса, которого Иван Петрович читал ещё в юности, но ничего не понял, кроме того, что если одни люди работают на других, то это есть обман и несправедливость, которые марксизм грозился уничтожить, а большевики это сделали на практике в России.

Анфиса Сергеевна поддержала решение Ивана Петровича немного попрактиковаться у других учителей, и дала ему записку к директору школы, в которой сообщалось, что Домов будет работать там учителем старших классов после практики у других учителей, чтобы восполнить пробелы в учительстве за семь лет войны.

Иван Петрович пошел оформляться учителем в предписанную ему школу. Путь его лежал мимо храма Преображения Господня, который недавно закрыли по распоряжению исполкома Горсовета, а церковную утварь вывезли в Москву для распродажи за границу на зерно в помощь голодающим жителям Поволжья. Советская власть, используя стихийное бедствие – неурожай и голод, боролась с церковью, вернее, верхушкой церковной иерархии, не смирившейся с отстранением церкви от политической жизни страны и, соответственно об отделении церкви от денежных потоков.

Иван Петрович и сам относился к церкви неприязненно, считая все вероучения оплотом мракобесия и подавления человека, как личности, в угоду придуманному верховному существу, непонятного происхождения – Господу Богу, как бы он ни назывался: Иисус, Аллах, Будда или как-то ещё иначе.

В Бога верят слабые люди, не способные сами вершить свою судьбу и потому всю ответственность за своё безрадостное существование перекладывающие на Бога – мол «такова Божья воля». Особенно возмущало Ивана Петровича то, как знать, прикрываясь божьими именами, совершала самые страшные злодеяния против людей: своих и чужих, не страшась кары небесной, ибо её не существует, а от людской кары их прикрывала церковь, призывая к смирению и покорности неправедной власти и неправедному устройству человеческого общества.

Взаимоотношения Советской власти и церкви интересовали Ивана Петровича и как человека, и как учителя истории, знакомого с деяниями религий в разных странах и в разные исторические эпохи.

Из истории следовало, что религиозные распри уничтожили больше людей, чем войны за власть, причем религиозные войны более жестоки и беспощадны.

В войне за власть и богатства достаточно победить противника, а в религиозных войнах иноверцы и вероотступники подлежали уничтожению, потому религиозные войны и были более кровавыми.

Большевики, затеяв сотворение нового мира, руководствовались словами гимна «Интернационал»: «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот станет всем!»

Мир насилия держался на власти и религии. Власть подавляла силой протесты угнетённых и униженных, а религия увещевала людей покориться власти и не роптать – на то, дескать, Воля Божья, ибо любая власть от Бога, а значит, и устройство жизни в человеческом обществе тоже от Бога.

Захватив власть, большевики освободили народы России от гнёта знати и капитала, а, отделив церковь от государственной власти, лишили церковников благополучной жизни за счёт общества, ибо религия стала частным делом каждого человека в меру его склонности к мистике или здравомыслию.

Декретом от января 1918 года Советы отделили церковь от государства и от школы, объявив всё церковное имущество национальным достоянием, и, не покушаясь на это достояние, передало его в безвозмездное пользование религиозных сообществ.

Но попы желали не только пользоваться имуществом, но и владеть и распоряжаться им, а потому начали с церковных амвонов хулить и проклинать Советскую власть, говоря, что это власть не от Бога, а от чёрта.

Двести лет назад, когда царь Пётр I – самодур и тиран, отбирал собственность у монастырей и церквей ради своих бесчисленных войн со Швецией, ликвидировав Патриаршество на Руси, провозгласив себя главой церкви и поставив своего управляющего церковными делами – обер-прокурора Святейшего Синода, но попы, кроме раскольников, не призывали к свержению царской власти.

Большевики разрешили восстановить патриаршество, и не препятствовали избранию патриархом Тихона, который тотчас предал большевиков анафеме. Попы организовали сопротивление Советской власти, принимали участие в вооруженной борьбе против Советов, хотя религия и запрещает брать оружие в руки. А кто с оружием в руках –