Я начал эти тренировки на протяжении своих последних двух лет в MIT, где я находился в статусе аспиранта, начинающего искать преподавательские должности. Моей главной тактикой было вводить искусственные препятствия в собственный график, чтобы приблизиться к режиму более ограниченного свободного времени, который ожидал меня, когда я начну преподавать. В дополнение к своему правилу не работать по вечерам я начал делать более продолжительные обеденные перерывы посередине дня, во время которых совершал пробежку и затем обедал у себя дома. Кроме этого, я заключил контракт на написание моей четвертой книги, So Good They Can't Ignore You (в русском переводе – «Хватит мечтать, займись делом!»), и этот проект, разумеется, очень скоро начал требовать от меня дополнительных (и немалых) затрат времени.

Чтобы справиться с новыми ограничениями, я был вынужден отточить свою способность сосредоточенно работать. Помимо других методов, я начал более осторожно планировать свои часы углубленной работы, оберегая их от посторонних вторжений. Кроме того, я выработал привычку всесторонне продумывать свои идеи на протяжении множества часов, которые проводил на ногах (истинное благословение для моей производительности), а также принялся настойчиво отыскивать места без доступа к Интернету, способствующие сосредоточенному размышлению. Так, в летние месяцы я часто находил приют под куполом Технической библиотеки Баркера – великолепное просторное помещение, которое, к сожалению, становится слишком многолюдным, когда начинается учебный семестр; зимой же выискивал менее популярные места, где можно было посидеть в тишине, и в конечном счете я все чаще отдавал предпочтение небольшой, но хорошо оборудованной Музыкальной библиотеке Льюиса. В какой-то момент я даже купил за 50 долларов шикарный разграфленный лабораторный журнал для работы над математическими доказательствами, надеясь, что такая трата побудит меня более бережно относиться к собственным размышлениям.

В итоге я был поражен, насколько эффективным оказался результат этого добровольного погружения на глубину. Когда осенью 2011 года я получил место преподавателя теории вычислительной техники в Джорджтаунском университете, количество моих обязанностей действительно сильно увеличилось. Однако я был готов к этому. Я не только сумел сохранить свою исследовательскую продуктивность – фактически она даже возросла. Если, будучи не очень занятым аспирантом, я выпускал в год по две профессиональные статьи, теперь, когда я стал гораздо более занятым преподавателем, этот показатель вырос в среднем до четырех профессиональных статей за год.

Однако, как бы ни было велико произведенное на меня впечатление, вскоре мне предстояло узнать, что я еще далеко не достиг границ возможностей сосредоточенной работы. Этот урок я получил во время третьего года моего пребывания на преподавательской должности. На протяжении своего третьего учебного года в Джорджтауне, то есть начиная с осени 2013 и до лета 2014 года, я вновь обратил внимание на развитие своих навыков углубленной работы, ища новых возможностей их усовершенствования. Серьезным поводом для такого возвращения на глубину явилась книга, которую вы в настоящий момент держите в руках, – большая ее часть была написана именно в тот период. Само собой разумеется, что написание манускрипта объемом в семьдесят тысяч слов наложило новые ограничения на мой и без того загруженный график, и я хотел позаботиться о том, чтобы моя научная продуктивность не пострадала от такого удара. Другой причиной было надвигающееся заключение со мной постоянного контракта. Мне оставалось не больше двух лет на публикации, прежде чем моя кандидатура будет представлена комиссии. Иначе говоря, это был срок, отпущенный мне на то, чтобы заявить о своих возможностях (особенно учитывая, что мы с женой планировали пополнить нашу семью вторым ребенком к последнему году перед моим вступлением в профессорскую должность). И окончательным толчком, побудившим меня вернуться к углубленной работе, послужила причина более личного характера – надо сказать, здесь сыграло роль мое самолюбие. Я подал заявку на пользующийся всеобщим уважением грант, который получали многие из моих коллег, но мне ответили отказом. Расстроенный и раздосадованный, я решил, что, вместо того чтобы сетовать и предаваться сомнениям в самом себе, мне стоит компенсировать потерю гранта увеличением количества и качества моих публикаций, позволяя им провозгласить от моего имени, что я действительно знаю свое дело, даже если этот конкретный грант и обошел меня стороной.

К этому моменту я уже был приверженцем углубленной работы, но эти три стимула побудили меня довести навык до совершенства. Я принялся безжалостно отвергать задачи, связанные с бесполезной тратой времени, и чаще работать в изолированных местах вне моего офиса. Я поместил листок, где отсчитывал часы своей сосредоточенной работы, на видном месте над своим столом и был недоволен собой, если счет рос недостаточно быстро. И возможно, самое основное – я возвратился к своей прежней институтской привычке мысленно работать над проблемами в любое время, когда у меня выдавалась свободная минутка, будь это прогулка с собакой или путь до института. Однако если прежде я стремился увеличить продолжительность углубленных трудов лишь тогда, когда впереди маячил дедлайн, то в этот год я стал беспощаден к себе. Почти каждый день почти каждой недели я непрестанно побуждал свой ум сражаться с важными проблемами, вне зависимости от того, ждали от меня результатов или нет. Я размышлял в вагоне метро и разгребая снег на дорожке. На выходных, когда у моего сынишки был тихий час, я выходил во двор погулять и подумать, а застряв в пробке, методично пересматривал те проблемы, которые ставили меня в тупик в данный момент.

По мере того как год подходил к концу, я превратился в машину для углубленной работы, – и результаты этой трансформации оказались для меня неожиданными. На протяжении того же самого года, когда я написал книгу, а мой старший сын вступил в ужасный двухлетний возраст, я сумел опубликовать девять научных статей, более чем удвоив свою обычную продуктивность в профессиональной области, – причем все это время соблюдал запрет на работу по вечерам и на выходных.

* * *

Я первым готов признать, что этот год активного погружения в глубину был, возможно, чересчур экстремальным. Он действительно истощил мои умственные силы, и в дальнейшем я собираюсь умерить напряженность своей работы. Однако этот опыт еще раз подтверждает тезис, который был поставлен в начале этого раздела: углубленная работа обладает гораздо большим могуществом, чем большинство людей подозревают. Именно это умение позволило Биллу Гейтсу по максимуму использовать неожиданно подвернувшуюся возможность и создать новую отрасль, и оно же позволило мне удвоить свою профессиональную продуктивность в тот же самый год, когда я одновременно решил написать книгу. Я говорю о том, что покинуть ряды рассеянных толп и присоединиться к тем немногим, кто сохраняет концентрацию, – это опыт, который способен преобразить человека.

Конечно же, жизнь в сосредоточении годится не для всех. Она требует тяжелой работы и кардинальной перемены привычек. Многие люди находят утешение в искусственной занятости – лихорадочной электронной переписке и деятельности в социальных сетях, – в то время как углубленная жизнь требует, чтобы вы оставили большую часть таких занятий за бортом. Существует также неуверенность, связанная с попытками выдать наилучший результат, на какой вы только способны, поскольку может оказаться, что он (пока) не так уж хорош. Гораздо безопаснее комментировать нашу культуру со стороны, чем, как Рузвельт, выйти на ринг и сразиться за то, чтобы она стала немного лучше.