Так нет же. Сказать по правде, какой-то несчастный лосенок для него дороже всего. Дороже родных и знакомых. Разве это нормально?

Это из-за Тайрэ. Это он виноват. Колдовство в крови у кейрэков. Пробрался Коварду в душу и оплел ее паутиной. Внушил ему всякие бредни. Иначе с чего бы Коварду быть таким раздраженным, сердитым? Но кейрэку этого мало. Он желает присвоить все наследство старого рода.

Иначе зачем Тайрэ все время сюда таскаться?

Из-за Найи? Из-за безногой?

Ой, не смешите Сьяну.

Все его взгляды, улыбки — одно сплошное притворство. Найя — калека, уродка. Разве можно ее любить?

Тут с целыми-то ногами не знаешь, как нарядиться…

Нет, Сьяна давно раскусила Тайрэ. И она не допустит, чтобы Коварда обокрали.

Она отыщет способ отвадить кейрэка.

И сделает так, чтобы Ковард вспомнил, кем он родился.

Гость явился под прикрытием ночи и снял капюшон только после того, как несколько раз оглянулся.

На этот раз Барлет не обрадовался Креону.

— Важ смеялся над Ковардом. Убеждал своих братьев, что охотиться не опасно. Но теперь его братья в темнице. Спаслись от дозора лишь четверо. Четверо из двадцати!

Старый ободранный лис! Разве не он предложил порадовать Красного Духа? А теперь виноват Барлет!

— Важ убеждал своих братьев, что Ураульф не вернется. Но Ураульф возвратился. А согласно его указу, за убийство лосенка полагается смертная казнь, — Креон говорил негромко, однако его слова разрывали Барлету барабанные перепонки. — Если лосенок выживет, Ураульф пощадит охотников. Нет — их публично казнят. Барлету следует знать: если что-то случится с братьями, он понесет наказание.

— Ты мне угрожаешь, Креон?

— А важ полагает, что бедный лосенок умрет? — Креон изобразил удивление.

— В темнице не только Зурдак, но и Гимрон. Он ранен.

— О здоровье Гимрона позаботится Мирче. Он, как известно, сверхмастер. Пока лосенок не сдох, Гимрону ничего не грозит. И тому, кто возглавил охоту, тоже.

Креон поднялся с места.

— Важ, я передал вам то, что мне поручили. В нынешних обстоятельствах я не буду настаивать, чтобы встретиться снова.

* * *

— Ты чо — навоз лопал? Во морда какая!

— Хозяин меня прибьет. — Парень шмыгнул и размазал под носом рукой.

— А чо сделал-то?

— Чо, чо? Вон чо, — и шмыгавший носом достал из-за пазухи птицу. У голубя на спине была кровавая рана, крыло висело неправильно. — Ястреб его побил. Хорошо, я увидел. Успел подобрать.

— Да ты чо? Это ж синий Курлыка, самый быстрый на голубятне. Хозяин за него лосиной шкурой платил. А ты без спроса взял да и выпустил?

— А то бы он разрешил!

— И чо тебе сдался этот Курлыка? Пустил бы кого другого.

— Мне быстрый был нужен.

— Куда посылал-то? Чтоб быстро?

— Куда-куда! За кудыкины горы, воровать помидоры.

— Ой ли! А может, поближе? — спрашивавший ухмыльнулся. — Кажись, там Трина томится — пока ее Зурдак в темнице? Ну, так рожа-то что в земле?

— За птицей лазать пришлось. В овраге едва отыскал. Весь измарался. И все напрасно! Ой, прибьет хозяин, прибьет меня за голубка.

— Слышь, а ты уже щекотался с Триной? Ну ладно тебе! Не таись. Зурдак ничего не узнает. Как она там — на ощупь?

Вместо ответа — опять занудное причитанье:

— Ой, узнает хозяин — и мне тогда крышка. Лосиной шкурой платил! Прикинь!

— Да уж! Только он тебя не сразу прибьет. А для начала знаешь что сделает за этого голубка? Тебе на всю жизнь расхочется щекотаться.

Тот, что держал голубка, заскулил. Другой живописно описывал, что в скорости будет, с удовольствием перечисляя все больше и больше деталей. И только когда иссяк, наконец, предложил спасение:

— Слышь, а ты голубка Придурку снеси. Он его быстро поправит.

— Это как так — поправит?

— А вот так. Возьмет да поправит. Тут недавно лошадь на курицу наступила. Морковна запричитала: это ж несушка! Самая лучшая! А потом потихоньку оттащила в конюшню. И Придурок ее поправил. Хочешь — пойдем поглядим. Петухи с нее не слезают.

— А он согласится?

— Кто?

— Придурок?

— А как же! Иначе дашь ему в ухо!

— Не, его только хозяин колотит, а другим не дает.

— Так хозяин ничего не узнает. Но Придурок возьмется, точно. Он как увидел курицу, сам чуть не закудахтал.

— А что он с ней сделал?

— Говорю ж, починил. Стала лучше, чем раньше.

— Нет, как, как починил?

— По-своему, по-придурски. Утром Морковна пришла, а курица бегает как ни в чем не бывало.

— А может, он это, колдует?

— Кто? Придурок? Не смеши.

— А что? Если к нему присмотреться, чем не колдун? Вон какой странный. И лыбится. Отчего это он так лыбится? Ни ты, ни я так не лыбимся, чтобы все время.

— Ну, лыбится. Тебе-то какое дело? Тащи Курлыку к Придурку.

* * *

— Что столпились? Что надо?

Никто не ожидал, что хозяин встанет так рано (а хозяин и не ложился!). Двое парней — из тех, что уже выезжали с охотой и тайком попивали «Хвойную бодрость», — попятились. Придурок от неожиданности выпустил птицу, и Курлыка взлетел, радостно хлопая крыльями, а потом опустился ему на плечо.

— Кто разрешил взять голубя? Отвечай, когда спрашивают. — Барлет привычно отвесил Придурку затрещину.

— Он… Он… Он не мог летать…

Один из парней за спиной Барлета показал Придурку кулак. Придурок запнулся. Барлет, почуяв подвох, развернулся:

— Что пялитесь? Заприте птицу на голубятне. Слышали? Пшли отсюда!

Парней сдуло.

— К полудню проверю, все ли птицы на месте. А то повадились даром рассылать голубей по трактирам, — Барлет говорил, не глядя вслед убегавшим и не заботясь о том, услышана ли угроза. Он смотрел на Придурка:

— Значит, голубь не мог летать? А теперь полетел?

Придурок сглотнул. Он уже понял, что защититься не сможет. От кого-то все равно попадет.

— А ты торчишь тут без дела и за ним наблюдаешь. И что же? Нравится?

У Придурка в глазах отразилось недоумение.

— Я спрашиваю, нравится, как голубь летает?

Вопрос не казался каверзным, и Придурок кивнул.

— А может, и ты так хочешь?