— А чего твои кореша передумали? — спросил он, когда джип тронулся.

Евгений пожал плечами.

— Стрельбы испугались. И вообще… Они на другую работу нацелены…

— Чтобы чистенькими оставаться? — издевательски усмехнулся Гарик. — Чтобы все по закону?

— Ну, типа да…

— А ты чего же?

Евгений снова пожал плечами.

— У меня свадьба скоро… Хороший ресторан снять хочу, невесте — классное платье, достойное кольцо, свадебное путешествие… И квартиру надо нормальную, и чтобы жить прилично…

— Да, тогда ты правильно выбрал, — благодушно сказал Гарик. И распорядился: — Давай домой!

— Это куда?

Он хотел выматерить бестолкового новичка, но вспомнил свой план и сдержался.

— Я покажу, Женя. Рули на набережную. А ребят, таких как ты, подтяни. Ведь многие хотят жить по-человечески.

— Сделаю, Николай Николаевич, — отозвался новый телохранитель. — Я на курсах со многими учился. И многие без работы…

Гарик довольно кивнул. Евгений все хватал на лету, он был сообразительней, опрятней и почтительней, чем Самоха. Да и машину вел гораздо уверенней.

* * *

Они договорились встретиться в «Фобосе». Оксана опоздала на десять минут, что для нее не рекорд. Зато притащила с собой какую-то рыжую девицу в короткой юбке и гетрах в черно-белую полоску. Да, еще на высоченных тонюсеньких «шпильках» стоимостью с «оку».

— Катька, это Илона, — восторженно сообщила она. — О ней «Элитный Тиходонск» целый разворот напечатал, с фотографиями!

Ребенок кивнула, не доставая изо рта соломинку. Ну, напечатал, и что? Пятьдесят тысяч портрет на обложке, тридцатник — хвалебный очерк с четырьмя снимками, пятерка — краткая информация. Так что, бросаться ей на шею и целоваться взасос?

— Ты чего, Катюха? Небось со своим поссорилась?

Оксана кивнула официанту, показала на пальцах: «Два больших!»

Удивленная холодной встречей Илона швырнула на стол свою даже на вид безумно дорогую сумку, сползла на стуле почти до лопаток и вытянула ноги. Ноги были длиннющие, носки туфелек выглядывали с обратной стороны стола. Потом оценивающе осмотрела Ребенка — с ног до головы и обратно — с головы до ног.

— Да, вот, попала в элиту, — изрекла она хрипловатым голосом. — Колян проплатил — и все дела!

У нее были румяные, гладкие щеки с ямочками и холодные змеиные глаза. Стрижка, кажется, называлась «аэродром».

— Это здорово, — сказала Ребенок.

Посмотрела на ее гетры и добавила:

— Аэробикой занимаешься, да?

— Лечебной физкультурой для беременных! — пошутила Илона. И, довольная, рассмеялась.

— Какая аэробика? Какая аэробика? — заверещала Оксана, покрываясь густым румянцем. — Ты чё, Кать, из тундры свалилась? Какая аэробика? Это ж последняя мода, на фиг, ты чё, не видишь?

— А-а, — сказала Ребенок. — Тогда другое дело…

Принесли два огромных «манхэттена». Илона объявила, что это бавленое пойло пить не станет, и вообще, здесь полный отстой, надо знать, куда можно ходить приличным девушкам, а куда — нет. Оксана вместо того, чтобы возмутиться такой наглостью, как обычно, вдруг стала тоже поносить «Фобос»: приборы грязные, официанты сонные, и чего это Катьке взбрело в голову назначать здесь встречу, когда есть более солидные места… Она рисовалась перед Илоной, суетилась и верещала, смотреть было тошно. К тому же она сама здесь назначила. Но спорить Ребенку не хотелось. Она отставила пустой стакан, придвинула к себе «манхэттен», от которого отказалась Илона, и сказала:

— А мне здесь нравится. Классный кабак. И пойло отличное.

Обычно она так не выражается: пойло, кабак. Оксана посмотрела на нее, часто моргая наклеенными ресницами. Она крепко сжимала стакан, не зная — пить или выдержать марку. Ногти у нее тоже были наклеены и украшены выпуклыми розочками.

— Решила напиться, да? Ух ты! Достал совсем, да? — Она повернулась к Илоне и прокомментировала: — У нее муж в два раза старше…

— Ну и что? — пожала плечами та. — Лишь бы не жмот. Карточку без лимита дает — и пусть ему хоть сто лет в обед.

Ребенок знала наперед, что скажет рыжая змея в супермодных гетрах.

— Дает карточку-то?

— Дает.

— Тогда и ты ему давай! И не только ему!

Она широко улыбнулась. Можно было сосчитать все ее зубы и не найти там ни одного пятнышка, ни трещинки, ни намека на желтизну, и даже прийти к выводу, что зубы, скорее всего, вставные.

— Я тоже была замужем, честно! Пельмени даже сварила раз!

Что-то у нее с этими пельменями было связано, что-то особенное, потому что Илона долго ржала, постепенно сползая под стол. Потом она резко выпрямилась и подобрала ноги, словно собралась рассказать подробную историю своего замужества. Но этого, к счастью, не произошло.

— Вот что, девки, — сказала она уже другим тоном. — Поехали со мной по рыбным местам. Может, где-то и клюнет. А нет — разведаем: как там и что…

— По каким местам? — удивилась Ребенок. — На Дон, что ли? Или на пруды?

Оксана и Илона переглянулись и заржали. Оксана все же начала пить и быстро опустошила стакан наполовину.

— Где ты ее взяла? — сквозь смех проговорила рыжая. — Она чё, не рыбалит? Или просто не въезжает? Ты чё, подруга?

Ребенок разозлилась.

— Чего ржешь? Ты знаешь, что такое фобос?

— Да вот же он! — Илона обвела рукой вокруг. У нее тоже были длинные накладные ногти. С такими пельмени не слепишь. Да и вообще, как с ними жить — все забивается… А в туалете как обходиться?

— Это отстойный кабак. Чего тут знать?

— Фобос — это страх. По-гречески.

— Какие мы умные! А зачем мне это знать? Твои древние греки давно вымерли, так что не бери в голову, а бери… Ну, сама знаешь куда.

Оксана захихикала.

Илона продолжала рассматривать Ребенка, будто собиралась ее купить. Или продать.

— Ты телочка ухоженная, фигурка — как у Барби, фейс — как у Белоснежки, и глаза честные, правильные. Олигархия будет стонать и делать все, что скажешь. Только меня слушайся, тогда будешь в шоколаде!

— Ну, если так, то я согласна, — с явной издевкой сказала Ребенок. Но издевку никто не уловил.

— Сейчас Кирюша подъедет, он сегодня снимает элитные интерьеры и нас возьмет, вроде как помощниц.

— Какой Кирюша? — спросила Оксана.

— Фотограф «Элитного Тиходонска». Клевый парень. Он меня фоткал, мы и подружились. Знаешь, какая у него колотушка? Советую попробовать.

Илона усмехнулась, посмотрела на часы и встала: