— Золото, — констатировал Ларин, оборачиваясь к тому месту, где должен был находиться старейшина. — Ну, Иседон, если тут все сундуки с такой начинкой, то, считай, вернул долг Великой Скифии. Обещаю, после твоей смерти я замолвлю перед богами словечко за тебя…

В ответ раздалось какое-то шуршание.

— Где Иседон? — заволновался Ларин, разглядывая силуэты своих охранников.

Но ответ пришел сам собой. В трех метрах вдруг открылась небольшая дверка в стене, и Леха увидел, как тщедушный старик быстро проскользнул в проем и захлопнул ее за собой. В полнейшей тишине он услышал лязг задвигаемого засова и скрип — это провернулся ключ в замке.

— Что?!! — заорал Ларин вне себя от ярости на охранника, — Ускользнул!!! Куда ты смотрел! Догнать!

— Не успеешь! — рассмеялся снаружи ему в ответ мерзким дребезжащим смехом старик. — Дверь крепкая. Специально делал для такого случая. Пока станешь ломать, я уже далеко буду. А ты жди гостей и наслаждайся золотом, пока жив.

Услышав быстрые шаркающие шаги, удалявшиеся от потайной двери, Ларин едва не заревел от злости. Этот старик опять обманул его! И ушел живым! Леха готов был биться головой об стену. Но потом передумал и бросился к двери, спотыкаясь И перескакивая в полумраке через сундуки, среди которых Иседон так легко нашел дорогу к свободе. Леха нащупал дверь, пнул с размаху ногой. Не сломать, крепкая. На этот раз Иседон не соврал.

— Быстрее наверх! — взревел адмирал. — Он не мог далеко уйти. Догнать!

— Греки! — вдруг крикнул боец, который ближе всех подобрался к смотровому окну.

— Идут сюда, — докладывал он о перемещениях противника, — человек сто, не меньше. Большой отряд. А вон и старейшина показался, бежит к командиру. Показывает в нашу сторону.

Услышав это, Леха бросился напрямик через тюки и бочки к смотровому окну. Упал несколько раз, измазался в пыли, но добрался быстро. Пригнувшись, сам выглянул в окно, что находилось на уровне груди. Да и не окно это было вовсе, а так, узкая щелка, в которую и голова не пролезет, а только рука.

К его удивлению, окна сокровищницы выходили просто на улицу, видимо, Иседон рассудил, что никто не будет искать золото под конюшней, почти у всех на виду. А выход из той двери, через которую сбежал хитрый старик, перекрывал сарай. «Да, снаружи наверняка тоже ничем не приметная дверка выходит к сараю, никто и не обратит внимания», — раздосадованно думал Леха, но вдруг заметил гоплитов в шлемах с красными гребнями, а потом и самого Иседона, который что-то втолковывал командиру пехотинцев, слушавшему его как обычный раб. К его удивлению, старейшина больше никуда не бежал. Наоборот, когда весь отряд, подняв щиты, двинулся в сторону особняка, он затрусил обратно к подвалу, держась рядом с командиром. Ларин также успел увидеть несколько мертвых скифов из своего отряда, охранявших подходы к дому с этой стороны.

— Золото боишься бросить, скряга, — злорадно усмехнулся Ларин и вдруг в его сознании блеснула идея. Он обернулся к стоявшему рядом бойцу и. приказал: — Дай мне свой лук.

Тот быстро протянул его адмиралу вместе со стрелой. Ларин вскинул оружие, натянул тетиву, и попытался прицелиться, но окно было слишком узким. Для снайперской винтовки еще подошло бы, но из лука можно было стрелять только вслепую, уставившись в стену. И делать это надо было немедленно. Второго шанса не будет.

— Ну, помогите мне, боги, отомстить этой сволочи! — прохрипел Ларин, просунул жало стрелы наружу и отпустил тетиву, направив ее примерно туда, где мгновением раньше видел Иседона.

А затем, отбросив лук, приник глазами к щели окна. То, что он увидел, заставило его плясать от восторга. Иседон вдруг дернулся, схватившись за свое горло, которое было пробито стрелой насквозь. По его шее и рукам текла кровь, а старик судорожно тянул стрелу за древко, словно пытаясь ее вытащить обратно. Затем он упал на колени и, мгновением позже, уткнулся лицом в пыль мостовой.

— Собаке собачья смерть, — процедил Ларин сквозь зубы. — Прощай, Иседон. Я вернул тебе должок.

Поднявшись на вершину песчаного холма, потрепанная в боях армия Федора Чайки замерла, повинуясь приказу главнокомандующего. Кони Чайки и Амада, ехавших рядом, остановились почти одновременно. Вечерело. Раскаленное солнце медленно, словно нехотя, падало за песчаные холмы.

— Двигаемся вон к тому оазису на горизонте, сегодня мы будем ночевать там, — проговорил Федор и добавил, облизнув пересохшие губы: — Надеюсь, что это не мираж.

Пехотинцы Кумаха, с трудом выдергивая сандалии из песка, двинулись в указанном направлении, бряцая оружием. Нумидийцы Мазика устремились вперед, обгоняя их, чтобы избежать неожиданной встречи с противником, которого Чайка ожидал уже отовсюду. Однако на этот раз всё обошлось. Не встретив никаких засад и спокойно заняв три находившихся здесь деревни, войско расположилось под пальмами на ночлег. Солдаты с огромным наслаждением предавались долгожданному отдыху у источника воды и в тени, поскольку несколько предыдущих ночей они провели под открытым небом. Проезжая к своему походному шатру, уже установленному в глубине оазиса, на берегу ручья, Чайка видел, как пехотинцы, отбросив оружие и скинув с себя шлемы, падали на колени, окуная голову целиком в воду, и жадно пили, а вернее лакали ее, стремясь быстрее утолить жажду. Честно говоря, ему хотелось сделать то же самое, но он должен был держать себя в руках, а потому выпил целый кувшин воды, лишь достигнув шатра.

Отдохнув немного на кушетке, Федор, прежде чем провалиться в забытье, вызвал к себе всех своих командиров, чтобы провести короткое совещание. А когда один за другим прибыли Амад, Кумах, Мазик и Бейда, он спросил у первого, подозвав его к небольшому походному столику, на котором развернул свиток с изображением земель Карфагена и прилегавшей к нему Нумидии:

— Где мы сейчас?

Амад в задумчивости провел пальцем от границы карфагенской хоры едва ли не до центра пустынных районов Нумидии и, ткнув им в группу небольших оазисов, остановился.

— Должны быть где-то здесь, недалеко от того места, где проходит караванный путь из центральных районов Африки.

Федор внимательно осмотрел окрестности оазисов и нахмурился, придя к неутешительному выводу, что дальше на юг простирались одни пески. Все города и более менее обжитые районы остались на севере и западе той территории, от которой они уходили все дальше и дальше, стремясь оторваться от преследования.

— А это что? — Федор указал на какой-то странный знак чуть западнее предполагаемого места их ночлега.

— Это развалины древнего нумидийского города, — пояснил уставший военачальник, только что разместивший своих всадников на ночлег, — когда-то это был богатый торговый город, в который заходили караваны, но, после того как Карфаген подчинил себе эти территории, завоевав их, город был разрушен и утерял свое значение. Там давно никто не живет. Разве что кочевники иногда забредают.