Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Заходите… Кофе, чай? — уже с недовольством предложила я, вспомнив, что время сейчас впустую расходовать нельзя, а ему еще неизвестно что надо, может, тоже мастак поболтать.
— Да нет, девочка, не буду. Ты скажи мне, кто ты да откуда. Я тут вроде за старшего, ну и решил познакомиться. Должность такая — знать все и обо всех.
— Окей. — Я затолкнула-таки мужчину в дом. — Сейчас принесу документы.
— Ой, нет, что ты, не надо. Я верю-верю!
Кофе мы все же выпили. Я в двух словах обрисовала свою жизнь и ситуацию с домом, Федор Иванович кивал, оставил мне несколько телефонов (сантехник, кабельщик, водопроводчик и пр.), в том числе и свой, объяснив, по каким вопросам я могу к нему обращаться. Рассказал, как найти его дом, ежели чего. На прощание он меня стал допытывать, где же мы встречались, я отвечала уклончиво.
— Наверно, ты ошиблась, — изрек он в конце, улыбаясь. — Я бы такую девицу видную не забыл.
— Наверно, — легко согласилась я.
Мошенницу, выпрыгивающую из окна второго этажа собственного дома (то есть в другой жизни собственного, а так чужого, ну это мелочи), пока на кухне староста пьет чай, а потом никак не реагирующую на его грозное «пиф-паф» при неимении оружия, забыть действительно не получилось бы. Да еще и если учесть последующие вопросы о моей персоне от явно бандитского вида типчиков. Клон Иваныча из моей параллельной жизни, поди, на стену лезет вторые сутки при упоминании моего имени.
Избавившись от незваного гостя, я вприпрыжку очутилась на верхнем этаже и вернулась к письму.
Так, где я остановилась? «Там — вся моя жизнь. Здесь — пустота». Точно, в этом месте. Что там дальше?
«Для того чтобы остаться только в одной жизни, сказал мне великий маг, нужно умереть в жизни второй. Но по специальному ритуалу, а то умру вообще. Нужно взять крупный голубой алмаз и войти с ним в чистую воду, говоря три раза „Пурус, аве“. Purus на латыни „чистый, свободный ото всего“. Ave — приветствие, означающее также „радуйся“. Да, я точно буду радоваться, став свободной… Желательно, конечно, этот ритуал проводить ночью, чтобы никто не видел и не додумался спасать утопленницу. „Спасать“ — меня прямо передернуло, когда я это писала. Не дай бог кто увидит, как я пойду к озеру… Наше озеро считается чистейшим в регионе, и оно должно подойти. Алмаз откроет портал, и я выпрыгну там, где хочу быть всегда.
Итак, читатель, внимай последним строкам предсмертного послания старой, уставшей женщины. Если меня не нашли и если остался только один камень, значит, у меня все получилось! Возрадуйся, ибо двадцать лет мучений прекратились в тот самый день, когда меня не стало…»
На этом письмо закончилось.
Уже вечером позвонил Виталька.
— Ксю, я не знаю, как тебе помочь. Я пересмотрел и перечитал всю эту дребедень…
— Ничего не надо, — прервала я друга, — я все уже нашла.
— То есть ты знаешь, как остановить переходы?
— Угу.
— Эй… — услышал приятель мои всхлипы. — Ты там плачешь, что ли, я не пойму?
— Угу.
— Почему?
— Я прочитала Библию. Не всю, конечно, отрывками. Но мне этого хватило за глаза. Я поняла, что…
— Погоди-постой! Какую еще Библию? О чем ты?
— Здесь Библия лежала в доме. В спальне пропавшей бабки. Вот, я прочитала и везде нашла себя. В пунктах, как нельзя поступать, разумеется. Теперь рыдаю, не могу остановиться. Виталька, как же я неправильно жила все это время… Злилась, обижала, обижалась, врала, притворялась, играла чужими судьбами…
— Так, стоп истерика! — Ну вот, научился-таки справляться с ревущими бабами. Растет смена. Я тут же замолкла, до того был строгим голос из трубки. — Ты не забыла, сестрица, что до рассвета мало времени? И вас вскоре убьют? Как-то не думаешь об этом, да?! Книжки она тут читает!
— Не забыла, а что толку-то? Виталь, ты не понимаешь. Все кончено.
— Что кончено? Почему? Ты же нашла способ, я правильно понял?
— Да. Для того чтобы перейти навсегда, нужен камень. Голубой алмаз.
— Второй?
— Да нет же, тот самый. Никакого второго камня нет. То есть он был, но испарился. Телепортировался вместе с бабкой.
— С какой бабкой?
— Которая пропала. У нее тоже было раздвоение жизней, как и у меня, одна плохая, другая хорошая. Она тоже собиралась остаться только в одной жизни и проделала трюк. Я читала ее прощальное письмо. Нужно провести определенный обряд. Она сказала, если мы нашли только один камень и не нашли ее, значит, у нее все получилось.
— Ты считаешь, у нее и впрямь все вышло? Ну это же хорошо. Следовательно, и у тебя получится.
— Видишь, в чем дело, я отдала Василию Львовичу камень, единственно с помощью которого, как выяснилось, я и смогу это все проделать. Потому что это должен быть именно голубой алмаз, который сам по себе очень редкий, да к тому же непременно крупного размера.
— Ну поезжай к нему и сделай это там.
— Все не так просто, — покачала я головой. — В этой жизни нет никаких Львовичей. А если и есть, то я не знаю, владеет ли он камнем. А в другой жизни я должна принести ему второй алмаз, которого уже нет. И если я приду без него, да еще и потребую назад первый, ты понимаешь, что произойдет?
— Да. Вас с Игорем порешат.
Я заплакала снова, нажав на сброс. Через пару минут мобильный зашевелился: перезванивал Голиков.
— Извини, это я не подумавши.
— Это ты подумавши, потому что так и будет. Я не обижаюсь. Я просто не знаю, что дальше делать, это замкнутый круг. Чтобы откупиться от Вороного, я должна дать ему второй камень, которого уже нет. А чтобы остановить это, я должна владеть первым, который у Вороного. И вернуть его не представляется возможным. Остается только молиться и ждать смерти. И своей, и Игоревой. Прощай.
— Стой! Рано прощаться. Ты уже знаешь, как остановить раздвоение. Дело за малым. Лечь спать. Где-нибудь поближе к казино, где у вас встреча. Проснуться на рассвете. Под каким-нибудь предлогом забрать у Львовича этот камень. И останется продержаться всего сутки! Всего сутки, понимаешь? Останешься живой — перейдешь в другую жизнь,
