Защищать не только свое Отечество, но всех мирных жителей — святой долг солдата. Война, какими бы методами она ни велась, создает для мирных людей опасность и ввергает их в тягости. Значит, цель настоящего солдата — истребить войну. Осознав еще в Польше, что он воюет с самой войной, Александр Васильевич глубоко задумался, какие для этого нужны средства.

Цель Суворова была неизменна: заставить неприятелей Отечества положить оружие. Для сего на войне: сокрушительный удар для испарения вооруженной силы врага, его источников финансирования, самого желания воевать. Никаких лишних маневров, кордонов и линий, стратегических пунктов и оперативных территорий!

«Истинное правило военного искусства, — учил полководец, — прямо напасть на противника с самой чувствительной для него стороны, а не сходиться, робко пробираясь окольными дорогами… дело может быть решено только прямым смелым наступлением». Обезоруженного врага необходимо покорить милосердием. А если есть способы побудить неприятеля за оружие вообще не браться? Надо использовать их все, в полной мере, с блеском таланта, равного гению руководства сражением!

Случилось так, что золотую шпагу, усыпанную бриллиантами — награду за смелые «поиски» на турецкой войне (П 60), — незачем было вынимать из ножен. Османская империя еще летом 1774 г. заключила с Россией Кючук-Кайнарджийский мир, ближние и дальние соседи не хотели нарываться на неприятности. В следующем году умер отец Суворова (П 59). В глубоком горе и хлопотах о большом хозяйстве, которым раньше не занимался, Александр Васильевич провел почти год в отпуске от службы. Затем принял командование московской пехотной дивизией, сделав своей ставкой г. Коломну.

Строгой войны не предвиделось. Только беспокойное пограничье — Крым и Кубань — грозило возможностью нового кровопролития. Оно чуть не началось в 1776 г., когда Турция высадила в независимом по мирному договору Крыму войско и утвердила там власть своего хана Девлет-Гирея. Екатерина Великая послала навстречу туркам армейский корпус, с наказом все же избегать «драки». «Если уже возможности не будет — то по всеобщему праву силой оружия обороняться и поступать как должно с неприятелем». На ханском престоле императрица велела утвердить Шагин-Гирея, в достаточной мере прорусского военачальника Ногайской орды.

Турки и русские благоразумно уклонились от войны. Ханы же с толпами своих приверженцев сближались для битвы за столицу Крыма — Бахчисарай. И тут в январе 1777 г. временное командование Крымским корпусом возложили на Суворова, недавно прибывшего на полуостров во главе Московской пехотной дивизии. Ханам и мурзам вмиг расхотелось воевать, а усиленное вооружение двух империй, к счастью, оказалось излишним. «В проходе… через селения, — доносил полководец об экспедиции в Крым, — обыватели были к войскам благосклонны и ласковы… Все спокойно, и, слава Богу, дела текут благопоспешно… Собравшиеся противные Шагин-Гирей-хану партии я рассеял одними движениями!»(Д П. 6). Русский ставленник мирно занял ханский престол. Было решено, что туркам нечего делать в Кафе: крепости, которую они 300 лет укрепляли для контроля над Крымом и где веками высаживали десанты. Суворов послал туда полк; полковник — две роты; турки погрузились на суда и отбыли восвояси, не дожидаясь «чудо-богатырей» и в таком количестве (Д II. 7).

Александр Васильевич, конечно, любил мир — но хоть какие-то трудности должны быть! Его деятельная натура изнывала. Во времена затишья он засыпал начальство челобитными: «Исторгните меня из праздности… в роскоши жить не могу!». Встретившись с женой и дочерью в Полтаве, Александр Васильевич вместо того, чтобы поправить здоровье отдыхом, заболел лихорадкой, которую тщетно лечил близ города в деревне Опошне (Д II. 8–9, П 63–65). Наконец, в конце 1777 г. он, по протекции Г.А. Потемкина, напросился командовать Кубанским корпусом (Д II. 8–10), растянутым в нитку от моря Черного до Каспийского.

С северной стороны русских форпостов были не вполне мирные степи, по которым кочевали ногайцы. С южной — Кавказ. Разорительные и кровавые набеги горцев, имевших привычку «драться насмерть», набеги ногайцев на Кавказ, угон мирных жителей в рабство и разбой царили в приграничье. Словом — все, что Суворов на дух не переносил. В отличие от большинства начальников, Александр Васильевич, прибывший на Кубань в январе 1778 г., не ограничился пассивной обороной рубежей, а поставил задачу ясно и конкретно: уголовщину следовало пресечь в корне!

Первым делом он лично обследовал «положение этой земли» и мгновенно наладил отношения с соседями, в том числе лично встретился с сераскиром (правителем) Кубани и выяснил настроения «развратников» — закубанских султанов, которых турки подстрекали к набегам, и неспокойных ногайцев, кочующих по степям на севере. Затем — попросил командующего на юге П.А. Румянцева том числе политических.[48] Для предупреждения стычек с кочевниками и горцами Северного Кавказа Суворов задумал возвести сильнейшие по тем временам полевые укрепления и заградительные полосы.

С востока, со стороны Каспия, через Предкавказье тянулась более чем на 200 км от Кизляра до Моздока Терская оборонительная линия. Ее построили и издавна защищали казаки. От Моздока до Ставропольской крепости русские солдаты возвели Моздокскую линию укреплений (почти 300 км). Далее в обороне России и ее южных соседей (от набегов ногайцев из России) зияла колоссальная дыра. До самого Азовского моря препятствий для набегов не было. Тщательно изучив местность (и посмеявшись над вражескими стрелками, которые, паля с сошек, только прострелили ему одежду), Александр Васильевич составил план укреплений и немедля приступил к его реализации.

Суворов сделал своей ставкой укрепленный лагерь Копыл (ныне — Славянск-на-Кубани). От него 700 человек, разбитых на две «работных армии», повели строительство в обе стороны, на запад и восток. Работы велись по-суворовски, наступательно: «Я рыл Кубань от Черного моря в смежность Каспийского… предуспел в один Великий пост утвердить сеть множественных крепостей… на носу вооруженных многолюдных варваров». Спустя сто дней после прибытия командующего к корпусу «сеть множественных крепостей» от Черного моря до Ставрополя была завершена. «Крепости и фельдшанцы (передовые заставы) по Кубани, — писал Суворов, — построились с неожидаемым успехом. Они настолько неодолимы черкесским поколениям по их вооружению, что становились им совершенной уздой». «При обыкновенном российском мужестве мудрый комендант низвергнет важностью его укрепления противные предприятия регулярнейших войск, — тем более варварские разрозненные набеги!» (Д II. 42. С. 61). Это предвидение оправдалось вполне. В 1790 г. Суворов с гордостью написал в автобиографии, что благодаря его линии «один тот год не произошло никакого ногайского за Кубань побега» (Д I.2).