— Ты мне зубы не заговаривай! Давно меня выслеживаешь?

— Хм! Если бы я вас выслеживал, я бы сейчас был в Кандагаре. Кто мог предположить, что здесь начнется наступление? Да еще с вашим участием?

В ГРУ людей готовят лучше, чем в ВДВ. Или просто туда других отбирают. Новой информации для десантника Таирова было слишком много — компьютер в его коротко стриженной голове не справлялся.

— А если вы думаете, что кто-то будет посылать людей, чтобы убрать вас, то вы о себе мните, — продолжал я. — У меня других дел хватает.

Я выглянул в окно. Талибы разогрелись и, воткнув лопаты в землю, расстегивали свои балахоны.

— Да кто вы такой, черт вас побери? — снова спросил Таиров, сейчас уже на «вы» и почти миролюбиво.

— Я вам уже сказал. Больше вам обо мне ничего знать не надо.

Генерал, похоже, хотел высказаться в духе того, что и мне о нем ничего не надо знать, но он это уже говорил. Ему пришла в голову другая мысль:

— Хорошо, давайте посмотрим, что вы обо мне знаете.

Я пересказал ему все, что знал из его биографии. Только про Кандагар я пока распространяться не стал.

— Можно? — Таиров протянул руку к моей фляжке. — У этих чертей сухой закон.

— Да ради бога!

Знаете, что мне было странно? Похищенные люди, как правило, стремятся вернуться домой, в нормальную жизнь. Я бы на его месте вцепился в русского журналиста. Ведь его-то вряд ли будут долго держать в плену, а с ним можно передать весточку на родину. Но Таиров хотел меня прикончить! Может быть, и сейчас еще хочет. Я, наверное, был прав тогда в своих предположениях. У него есть свой план, как вернуться домой, а оставлять свидетелей своей работы на талибов он не собирался.

Генерал возвращал мне фляжку. Там еще оставалось.

— Допивайте лекарство, — предложил я. — Если мы сейчас поедем ко мне домой, у меня там еще осталось немного.

Таиров снова присосался к фляжке. Это был хороший знак. Хотя он мог поехать и забрать мои остатки текилы и без меня.

— Так зачем тогда вас послали? — Генерал тоже выглянул в окно. — Сейчас, я этих урюков остановлю только.

Он вышел в коридор и что-то сказал переводчику.

— Не надо! Я сказал: не надо! Непонятно? Е-пэ-рэ-сэ-тэ! Теперь понял?

Я представляю, как он разговаривал с подчиненными в своей армии.

— Так что будем делать? — спросил он меня. Тоном начальственным, но уже как своему.

— Меня просили разузнать как можно больше, чтобы организовать операцию по вашему спасению. Если наши планы совпадают…

— Ну и что такого вы могли разузнать? — взорвался Таиров. — Они хоть понимают, что здесь две страны, а не одна?

Мне, наверное, не следовало этого делать, но я не сдержался.

— Экзема у вашей девочки прошла? — спросил я.

Я был не прав: это-то как раз и нужно было сделать. Таиров уставился на меня, и я физически почувствовал, как в его голове начался пересчет всего массива. Я перестал быть одним из тех, на которых привычно, по-генеральски, он смотрел свысока. Я встал с ним наравне настолько, что даже испугался, как бы он снова не вернул к работе тех ребят во дворе.

— Знаете что? — сказал я. — Если вы хотите попасть домой, вам придется мне довериться. У вас нет другого выхода.

— А они действительно хотят вытащить нас отсюда?

Я не стал объяснять ему, что меня сдернули из Нью-Йорка, чтобы попытаться хоть что-то узнать о нем. Я просто сказал:

— Да.

Вовсе не обязательно пояснять, что стоит за вашим словом. Я не уточнял про Нью-Йорк, но у этого «да» был другой вес.

Таиров сел на подоконник и расстегнул свой бушлат. Его песчанка была зимнего покроя, с подкладкой. В пустыне зимней ночью тоже дуба даешь.

— Понимаешь… Как тебя зовут?

Он начал говорить со мной на «ты», как с отбросом, жить которому осталось пару минут. Потом, поняв, что я представляю какую-то ценность и для него, перешел на «вы». А теперь снова мне тыкал, но уже как товарищу.

— Павел.

— Павел. Веришь — нет, Павел, я уже перестал ждать. — Таиров завелся. — Нас же, когда похитили, везли через блокпосты. В багажном отделении «икаруса», рты заткнули, спеленали, заложили какими-то сумками и везли. Я слышал, как водитель с солдатами разговаривал, пока проверяли документы. Ну откройте багажники, б…, Чечня же рядом! Может, там минометы везут! Ни х…! Потом перегрузили в «ниву», положили на пол в салоне, пакетами какими-то закидали, привезли в Чечню, в Ведено. Там знакомый был командир, развязал. Хоть не унизительно, а то мычишь сквозь скотч, как теленок на бойне. Привезли в горы, в кишлак. Я каждый день ждал. Ну, что, если сразу не освободят, кто-то придет с весточкой. Я же кучу народу знаю — и наших, и чеченцев. Ни х…! Жена, дочка смотрят на меня: я всегда в своей части самым главным был после Господа Бога. А тут — как раб, как опущенный, и никому до меня нет дела. Полтора месяца каждый день ждал — ни х…!

Я смотрел на руки Таирова. Они были сжаты в кулак с такой силой, что костяшки побелели.

— Потом понимаю, что дальше повезут. Тут даже вкололи нам что-то, усыпили. Очнулся, увидел вокруг себя этих урюков, понял, где мы. Слава богу, насмотрелся на них. И с тех пор уже ничего не жду. Только на себя надеюсь.

— А почему вы решили, что наши попытаются вас убрать? В этом-то какой смысл?

— А ты форму мою видел?

— Видел — без знаков отличия. Зимой здесь не жарко, а вы за яблоками не в шинели поехали.

Таиров опять удивленно посмотрел на меня.

— И что? — продолжал я. — Кто-то подумает, что вы сознательно пошли служить талибам? Может, даже ислам приняли? И потом, российская армия с талибами не воюет.

Генерал только покачал головой:

— Они знают, что я знаю. И сколько всего. Но не знают, что это так при мне и осталось. И останется.

— Если вас это может успокоить, никто не думает, что вы здесь тренируете чеченцев или спецназ талибов.

Таиров вздохнул. Даже не вздохнул — медленно и громко выпустил весь воздух, который оставался у него в легких.

— Раз вы об этом говорите, значит, думают.

Резонно! Но я эту реплику игнорировал.

— Вас просто хотят вытащить отсюда вместе с семьей.

Таиров недоверчиво посмотрел на меня.

— Я не думаю, что это чистый дух боевого товарищества и альтруизм, — добавил я. — С Чечней же вопрос не закрыт! Вас выкрали под Ростовом, кого-то в Москве. Рано или поздно этот нарыв будут вскрывать. А головой воевать умеют не все. Все больше руками — или ногами!

— И как, интересно, они нас собираются вытаскивать?

— Вам ли не знать? На вертолетах, полагаю.