30 мая 1940 года газета «Известия» опубликовала сообщение наркоминдела «О провокационных действиях литовских властей», где в подробностях живописались мытарства двух танкистов. Так, Шмавгонец семь дней просидел в подвале, «не получал ни пищи, ни воды», а затем «с завязанными глазами был вывезен за город и там отпущен». Красноармеец Носов, который к этому времени трансформировался в красноармейца Писарева, бежал из заточения «через люк водосточной трубы». Кроме того, «имел место следующий случай с младшим командиром Бутаевым, исчезнувшим из воинской части в феврале сего года. В ответ на требование советского командования о розыске Бутаева литовские власти в Вильно сделали такое сообщение, что 12 мая Бутаев, при попытке задержать его, покончил жизнь самоубийством. При этом литовские власти сообщили, что смерть последовала от выстрела в рот, тогда как при осмотре тела обнаружилось, что рана была в области сердца». А раз так, значит, сами литовцы его и убили. Советское правительство потребовало немедленного прекращения провокационных действий и розыска исчезнувших военнослужащих, выразив надежду, что литовцы не вынудят его «к другим мероприятиям».

При обсуждении проблемы фамилии красноармейцев все время менялись, появлялись все новые «пропавшие». Впрочем, какая разница, кто их считал. Рядовые бойцы до войны не имели ни удостоверений личности, ни именных медальонов. При отсутствии какой-либо системы учета численность Красной Армии вообще и войск в округах и объединениях в частности представляла военную тайну не только для вероятного противника, но и для советского Генерального штаба. Так, в декабре 1940 года на совещании высшего комсостава член Военного совета КОВО корпусной комиссар Вашугин рассказал историю о том, как «один красноармеец в течение четырех месяцев скрывался в окрестных селах, за это время научился говорить по-польски, систематически ходил в церковь. Его арестовали, и только тогда выяснилось, что его нет в части. А с другой стороны, в этом же полку красноармейца Степанова объявили дезертиром, хотя он никогда из расположения части не уходил». Как говорил на апрельском совещании, посвященном итогам Зимней войны, начальник Управления снабжения A.B. Хрулев: «С товарищем Тимошенко у нас были расхождения буквально на двести тысяч едоков. Мы держались своей, меньшей цифры. Но у меня, товарищи, не было никакой уверенности, что я прав». Согласно сегодняшним официальным данным, численность действующей армии к весне достигла 780 тысяч бойцов и командиров, то есть погрешность в «едоках»—25 %.

Бичом Красной Армии, согласно секретному приказу наркома, продолжало оставаться пьянство: «Особенно безобразные формы принимает пьянство среди начсостава. Командир не считает зазорным появляться в пьяном виде на улице, в парке, театре и кино, что непонятно населению, предъявляющему высокиелребования к Красной Армии, к ее начсоставу… Преобладающими видами нарушений воинской дисциплины являются: переделки с начальниками, нарушение строевого устава, уставов внутренней и караульной службы, небрежное отношение к сбережению оружия и боеприпасов, самовольные отлучки и дезертирство». Причем особенно обильно военнослужащие, в том числе красные командиры, дезертировали именно в гарнизонах, разместившихся во вновь присоединенных западных областях. Значительно выросло в армии и число самоубийств.

Так что при желании шмавгонцев и Писаревых (они же носовы) можно было предъявлять десятками.

Все попытки литовской стороны организовать совместную следственную комиссию и допросить чудесным, образом спасшихся Шмавгонца и Носова (он же Писарев) встречали категорический отказ под предлогом, что бойцы в застенках сильно «истощились». С тех пор о них никто никогда не вспоминал.

В Латвии и Эстонии «похищений» не вскрылось, хотя и там красноармейцы бегали из казарм посмотреть на заграницу и обменять красную икру из военторга на товары буржуазного ширпотреба. К примеру, корреспондент «Правды» П.Н. Лукницкий, уже на войне, брал интервью у командира роты разведчиков Н.Е. Пресса. Последний с удовольствием вспоминал о том, как «служил в Эстонии и Латвии, в Тридцать четвертом полку связи. Было много неприятностей, потому что любил выпить: восемнадцать внеочередных нарядов, тридцать с лишним суток ареста за девять месяцев, один товарищеский суд, и два раза хотели отдать под трибунал. Был исключен из комсомола».

Полпред в Латвии В.К. Деревянко телеграфировал в Москву: «Командование гарнизона и военно-морской базы после проведения специальной проверки сообщило, что случаев исчезновения советских военнослужащих не было. Факты стрельбы латвийских войск по мишеням, изображающим красноармейцев, неизвестны». Но и там творились безобразия. Например: «Наличие разнообразных товаров в магазинах Таллина и невысокие цены на предметы ширпотреба (ботинки, костюмы и пр.) разжигают аппетиты рядового состава Красной Армии и Флота… Имеются случаи общения с женщинами не только со стороны красноармейцев, но и командиров. Два командира, живя на квартире, посватались к хозяйской дочке и организовали дело так, что она по очереди обслуживала обоих. Эстонцы стремятся поймать именно на эту удочку…» А агенты «эстониш гестапо» уже «расшифровали начальника особого отдела Марченко, которого полиция уже знает в лицо и хорошо зйает его функции».

Но ведь и это не все. Раз в полгода министры иностранных дел, а иногда и командующие вооруженными силами прибалтийских государств «в обстановке особой секретности» собирались на конференции (!) и что-то на них обсуждали (!!): «Для каких иных целей, кроме как не для целей антисоветской возни» — уж конечно, оформляли «военный союз, направленный против СССР».

Кроме того, тамошние власти нас почему-то просто не любили и мечтали избавиться от тесных советских объятий. Они «запрещали трудящимся выражать симпатии Советскому Союзу и его Вооруженным Силам, читать советские газеты и слушать радиопередачи из СССР, даже ездить в поездах в одних вагонах с красноармейцами… Разнузданную антисоветскую пропаганду вела реакционная пресса». Правда, пропаганда «прогрессивной прессы» была не менее разнузданной: «Как настоящие авантюристы, как подлая банда мошенников, латвийские фашисты подталкивают латышский народ против Советского Союза, против Красной Армии».

После поражения Франции у некоторых слоев населения возникли надежды на заступничество Германии, на что обращало внимание Москвы советское полпредство в Литве, сообщавшее о стремлении литовского руководства «предаться в руки Германии», деятельности пятой колонны и подготовке к мобилизации. Часть эстонской интеллигенции, согласно анализу газеты «Правда», имела «проанглийскую настроенность».

Вывод ясен: «Правительства прибалтийских стран вместо добросовестного проведения в жизнь заключенных с СССР договоров взяли курс на усиление приготовлений к войне против Советского Союза. Командование эстонской, латвийской и литовской армий разрабатывали планы нападения на советские гарнизоны».

Оное нападение, как доказали наши эксперты, должно было «состояться» 15 июня 1940 года. Правильно предупреждал товарищ Сталин: вот ведь «окружат и уничтожат».

Оценим военную мощь мифической Балтийской Антанты.

Вооруженные силы Эстонии при населении 1,13 миллиона человек насчитывали 20 тысяч солдат и офицеров (штатная численность советского контингента, согласно договору, составляла 25 тысяч, но была уже превышена) и состояли из трех родов войск: сухопутных сил, ВВС и военно-морского флота. Главнокомандующим был генерал-лейтенант Лайдонер. Он подчинялся военному министру генерал-лейтенанту Н. Рееку, который ведал вопросами снабжения, и премьер-министру КХ Улуотсу, осуществлявшему общее руководство. Армия комплектовалась на основе всеобщей воинской повинности. Сухопутные войска имели территориально-кадровую структуру: территория Эстонии была разделена на 8 военных округов, которые были подчинены 4 пехотным дивизиям —, по одной дивизии на каждую сторону света. 1-я пехотная дивизия дислоцировалась между Чудским озером и Финским заливом. 2-я пехотная размещалась в районе Тарту — Выру — Петсери на юго-востоке страны. 3-я пехотная дивизия — в районе Таллина и островов Моонзундского архипелага. 4-я — на латышской границе. Кроме того, в состав сухопутных войск входили полк бронепоездов, автотанковый и кавалерийский полки, караульный и саперный батальоны, батальон связи и химическая рота. Из боевой техники имелось 58 танков и бронемашин, 450 орудий.