Петр приплыл морем, ночью незаметно проскользнул в Кёнигсберг и сошел на берег. Он поселился в скромном доме и нанес курфюрсту частный визит. Первая беседа продолжалась полтора часа – речь шла о кораблях, артиллерии и мореплавании. Потом Фридрих пригласил Петра на охоту в свою загородную резиденцию, где они вместе наблюдали, как стравливали двух медведей. Петр несколько обескуражил хозяев игрой на трубе и барабане, но его любознательность, живость и дружелюбие произвели хорошее впечатление.

Через одиннадцать дней верхами и в повозках подъехало Великое посольство, следовавшее по суше. Петр из окна следил за тем, как его встречали. Фридрих выделил послам круглую сумму на расходы и дал по случаю прибытия посольства великолепный обед, за которым последовал фейерверк. Петр присутствовал на празднике, одетый, как и другие молодые дворяне из посольской свиты, в алый кафтан с золотыми пуговицами. Позже Фридрих признавался, что с трудом сохранил невозмутимое лицо, интересуясь у послов, согласно букве протокола, как поживает царь и в добром ли здравии они его оставили.

На переговорах Фридрих стремился продвинуть идею о возобновлении былого союза, заключенного некогда царем Алексеем с Бранденбургом против Швеции но Петр, по-прежнему воевавший с Турцией, не желал совершать никаких шагов, могущих задеть шведов. Наконец, беседуя на борту яхты Фридриха, монархи порешили заключить новый договор, предусматривавший в самом общем смысле взаимную помощь сторон против общих врагов. Фридрих также просил царя поддержать его старания сделаться королем. Петр согласился оказать послам курфюрста в Москве прием такого же уровня, какого удостоили его послов в Бранденбурге. Это было не так уж много, но все-таки годилось, чтобы придать вес притязаниям Фридриха в Вене, перед австрийским императором.

Как ни спешил Петр поскорее отправиться в Голландию, пришлось ему задержаться в Кёнигсберге, покуда не прояснилось положение в Польше. Со смертью Яна Собеского в июне 1696 года польский престол опустел, и в борьбу за него вступили два претендента – курфюрст Саксонский Август и ставленник Людовика XIV принц Конти из династии Бурбонов. Россия, Австрия и большинство германских государств резко воспротивились избранию Конти. Водворение короля-француза на польский трон означало бы немедленный выход Польши из войны с Турцией, франко-польский альянс и распространение французского влияния в Восточной Европе. Петр готов был драться, лишь бы помешать этому, и выдвинул русские войска к польской границе. Какое-то время исход дела оставался туманным, стороны продолжали лавировать, а сейм все еще не собрался голосовать, так что Петр решил переждать, прежде чем следовать дальше на запад. А пока он знакомился в Кёнигсберге с разными интересными вещами. С полковником Штрельтнером фон Штернфельдом, главным генерал-инженером армии Бранденбурга и специалистом в артиллерийском деле, он осваивал теорию и практику баллистики. Царь стрелял по мишеням из пушек разного калибра, а фон Штернфельд корректировал огонь и объяснял Петру, в чем его ошибки. Позже фон Штернфельд выписал свидетельство, подтверждающее познания и мастерство его ученика, Петра Михайлова.

К сожалению, в Кёнигсберге, как и в Риге, не обошлось без неприятностей. На этот раз причиной стало не любопытство, а скорее вспыльчивый нрав царя. В день своих именин (для русских более важное событие, чем день рождения) Петр ожидал визита Фридриха и собирался устроить в его честь свой собственный фейерверк. Но Фридрих не оценил должным образом значение этого дня и покинул Кёнигсберг, чтобы встретиться с герцогом Курляндским. На праздник к царю он отрядил вместо себя нескольких министров. Когда Петр понял, что Фридрих не появится, он воспринял это как жестокую обиду, публичное оскорбление – и не скрыл своей досады от представителей курфюрста, громко сказав по-голландски Лефорту: «Курфюрст добр, а его советники – дьяволы». Тут царю показалось, что один из министров улыбнулся. Он в ярости набросился на бранденбуржца с криком «Иди, иди!» и вытолкал того прочь из комнаты. Позже, когда гнев его немного остыл, Петр написал письмо «дражайшему другу» Фридриху. По сути это было извинение, но с привкусом уязвленного самолюбия. Покидая Бранденбург, Петр снова постарался загладить неловкость и послал Фридриху большой рубин.

* * *

В середине августа, когда Петр находился в Кёнигсберге уже семь недель, стало известно, что в Варшаву прибыл Август Саксонский, наконец-то избранный польским королем. Петр был доволен таким исходом и рвался отплыть в Голландию, но присутствие французской военной эскадры в Балтийском море заставило его изменить планы: он не горел желанием попасть на судно под флагом с белыми лилиями, да еще против своей воли. Разочарованному Петру оставалось одно – ехать сушей, через владения курфюрста Бранденбурга и Ганновера.

К его огорчению из-за того, что сорвалось морское путешествие, прибавилась новая забота, связанная с сухопутной поездкой: вдоль всего пути его следования люди стремились увидеть царя. Посольство так долго пробыло в Кёнигсберге, что весть о негласном присутствии Петра в его составе успела разойтись по всей Европе, повсеместно вызывая волнение и любопытство: московский царь, повелитель загадочной, диковинной страны, путешествовал по Европе и можно было на него посмотреть и подивиться. От подобных знаков внимания Петр выходил из себя.

Он тайно покинул Кёнигсберг и велел кучеру погонять, в надежде проскочить незамеченным. Так он промчался через Берлин, откинувшись в глубь кареты, чтобы его не узнали. В общем, поспешность и скрытность позволили ему без задержки пересечь Северную Германию, но не помогли уйти от встречи с двумя неустрашимыми дамами, задумавшими во что бы то ни стало перехватить Петра. Дамы эти были София, вдова курфюрста Ганноверского, и ее дочь София Шарлотта, супруга курфюрста Бранденбурга. Обе курфюрстины жаждали своими глазами увидеть царя, о котором были столь наслышаны. Особенно сгорала от любопытства младшая из дам. София Шарлотта, которая навещала свою мать в Ганновере, когда ее муж, курфюрст Фридрих, принимал Петра в Кёнигсберге. Она рассчитывала увидеться с ним в Берлине и теперь, твердо решив перехватить его на подъезде к Ганноверу, посадила мать, братьев и детей по экипажам и помчалась поджидать русских путешественников в городок Коппенбрюгге. Она едва поспела туда раньше Петра и тотчас отправила камергера пригласить царя на обед.

Сначала при виде громадной свиты обеих курфюрстин и толпы местных зевак, толпившихся у ворот, Петр отказался. Однако камергер настаивал, и царь поддался на уговоры при условии, что кроме Софии и Шарлотты с матерью на обеде будут присутствовать только ее братья и дети и еще самые важные из его русских сопровождающих. Когда его ввели к дамам, Петр споткнулся, покраснел и не мог раскрыть рта. Как-никак он впервые попал в общество образованных иностранных дам-аристократок; прежде его знакомство с представительницами Европы ограничивалось мещанками из Немецкой слободы – женами и дочерьми иностранных купцов и военных. К тому же эти две дамы заметно выделялись даже среди европейской знати. Шестидесятисемилетняя София Ганноверская была энергичная, здравомыслящая, дельная правительница, и ее владения в Северной Германии благополучно процветали. Через несколько лет после свидания с Петром ее, как внучку английского короля Якова I, британский парламент выберет преемницей королевы Анны, дабы обеспечить протестантское правление в Англии[60]. Ее дочь, двадцатидевятилетняя София Шарлотта Бранденбургская, тоже обладала незаурядным умом и блистала во всех дворах Северной Германии. Одно время она была нареченной невестой внука Людовика XIV, герцога Бургундского, но политические обстоятельства заставили его жениться на Марии Аделаиде Савойской. Два года София Шарлотта прожила в Версале, где ее остроумием и красотой восхищался Король-Солнце. Она получила хорошее образование – сам Лейбниц был не только ее наставником, но и другом. Об очаровании Софии Шарлотты говорит уже то, что ее муж, построивший для нее дворец Шарлоттенбург в Берлине, питал к ней самую искреннюю любовь. И хотя из почтения к августейшему примеру, который подавал более скромным монархам Людовик XIV, Фридрих тоже обзавелся фавориткой, ему куда больше нравилась его прелестная и умная жена.