– Да, как только стемнеет, чтобы оказаться возле лагеря до восхода луны. Там мы будем дожидаться утренней звезды и, едва станет светать, нападем. Созови командующих сотнями, Крита.

– Великая царица! – подала голос маленькая Авлона, вставая с земли, и отряхивая свою короткую кожаную юбочку. – А можно мне сегодня принять участие в сражении?

– Нет, – жестко отвечала Пентесилея. – Ты тоже останешься здесь.

Девочка закусила губу и опустила глаза, чтобы взрослые не увидели в них слез. Царица ласково положила руку на ее головку и усмехнулась.

– Или ты не понимаешь, Авлона, как важна ты для нас? Сколько времени уходит на то, чтобы подготовить лазутчицу? Не у каждой маленькой девочки такая память, не каждая так отважна, и мало кто совсем не боится высоты. Не каждая, наконец, сумеет с помощью ремешков управлять полетом орла, будь он хоть какой угодно ручной... И при этом даже в твоем возрасте многие девочки уже крупнее и тяжелее, а более тяжелый груз Гану было бы не унести. Еще год-два, и придется тебя заменить – вот тогда и мечтай о сражениях. Хотя для этого нужно ведь еще и посвящение пройти, помнишь? Ну вот... Отдохни и покорми Гана – уже темнеет, и он не полетит сейчас за добычей. А мы будем готовиться к битве.

– Проснись, царь, проснись! Там идет сражение!

Этот крик, ворвавшись в сон Приама, на какой-то миг стал частью сна: будто бы кричал стоящий посреди храма Зевса высокий и седобородый жрец, который только что предсказал царю рождение еще одного сына... Приам хотел было возразить ему, что это невозможно, у него уже не будет детей – как вдруг лицо жреца исказилось, точно он увидел в полутьме храма, за жертвенником, нечто ужасное, и он испустил вопль, поразивший Приама в самое сердце: «Проснись, царь, проснись!»

Он открыл глаза и таким резким движением сел на постели, что на миг у него закружилась голова. Сон и явь еще смешивались в его сознании, но он уже видел смутные очертания предметов, убранство своей опочивальни, освещенной стоящим в глубокой нише ароматическим светильником, испуганное лицо раба, всегда спавшего у порога на волосяном тюфяке, смятенные лица двух стражников, вбежавших, должно быть, вслед за человеком, так дерзко нарушившим сон царя Трои. Но они не остановили этого человека, значит не имели на то права. Значит, он... Ну да, конечно, это же Деифоб, его сын! И это он закричал сейчас: «Проснись, царь, проснись! Там идет сражение!»

– Отец! – голос царевича звенел от напряжения. – Отец, на лагерь ахейцев напали!

– Кто?! – это оглушающее известие разом прогнало остатки сна, и царь вскочил с постели. – Кто осмелился?!

– Чужие, не троянцы, – выдохнул Деифоб. – На рассвете послышался страшный шум, потом они появились на равнине... бегущие к морю ахейцы и всадники. Много всадников...

– Всадники? – истина, как сполох огня, озарила мысли царя. – Амазонки... Пентесилея! Я просил ее не делать этого, но она... О, боги, боги, он погиб!!!

– Кто?! О ком ты, отец? – в полном недоумении вскрикнул Деифоб, но тут же забыл про свой опрос: – Ты слышишь, отец – они, кажется побеждают, эти амазонки, или кто бы то ни был! Прикажи троянцам вступить в бой!

– Молчать, мальчишка!

Приам резко повернулся к сыну. Он был в эти мгновения страшен – лицо искажено, в глазах – безумный огонь, седые волосы разметались по плечам.

– Мы заключали перемирие, и мое слово свято! Они на нас не нападали! Мой плащ, сандалии, скорее! Слышишь, Тедий!

Раб уже стоял за его спиной, готовый накинуть плащ на плечи царя, прямо поверх туники, в которой тот спал. Еще несколько мгновений, и Приам в сопровождении Деифоба и стражи бежал вниз по лестнице. Впереди спускались двое рабов с факелами.

– Колесницу! – кричал Приам на ходу.

– Ждет внизу! – отозвался Деифоб. – Я на ней приехал!

– Приам, я с тобой!

Гекуба, совершенно одетая, будто она и не ложилась спать, подбежала к колеснице и впрыгнула туда прежде, чем успел взойти царь.

– Пентесилея?! Это она? – быстро спросила царица, когда Деифоб хлестнул коней и повозка рванула с места.

– Больше некому...– глухо отозвался Приам.

– Что теперь будет? – глаза Гекубы засверкали. – Что будет с Гектором?

Их никто не мог слышать – топот копыт заглушал голоса, но даже и услышь их сейчас кто-нибудь, обоим было все равно. Нападение амазонок, если они разобьют ахейцев, спасет Трою, если проиграют сражение – погубит. Но в любом случае – если только их страшный враг, грозный Ахилл не погиб в самом начале битвы – Гектора, скорее всего, не спасти...

– Может быть, он понял, что бой ведут не троянцы? – хрипло произнес царь. – И что мы не звали на помощь амазонок?

– Ты сам бы поверил в это? – глухим голосом спросила царица. – Нет, у нас одна надежда: быть может, Ахилл мертв!

На Троянской стене уже собирались люди. Отовсюду сбегались воины и рабы, даже женщины, и все в возбуждении, перекрикивая друг друга, обсуждали происходящее на равнине, уже довольно хорошо видимое со стены, ибо битва приблизилась, и почти совершенно рассвело.

Перед царем все расступились, но тут же к нему подскочил Эней, облаченный в боевые доспехи, и воскликнул:

– Великий царь! Мы разглядели со стены, кто напал на наших врагов – это доблестные амазонки, должно быть, во главе с самой царицей. Я выезжаю со своими воинами на подмогу. Прикажи всем троянцам присоединиться к нам!

– Нет, стой! – с нестарческой силой Приам схватил Энея за руку.– Я запрещаю тебе это делать! Мы давали слово Агамемнону. Я давал слово! И я сдержу его. Я не звал сюда Пентесилею!

– Ты обезумел! – взревел Эней. – Какие еще слова?! Или эти псы не убивали двенадцать лет подряд лучших из нас?! Или не они убили двенадцать твоих сыновей? Или Ахилл не убил Гектора и не проволок его тело за своей колесницей, опозорив перед людьми и перед богами?! И мы теперь должны держать слово, данное ему и Агамемнону, который жаждет сжечь наш город, убить всех мужчин в Трое и издеваться над нашими детьми и женами?! Прикажи выступать, царь, или я...

– Замолчи!

Смятение, охватившее в эти мгновения душу Приама, лишало его способности хладнокровно рассуждать. Но при этом он оставался собой, он оставался царем осажденной Трои и отцом Гектора – Гектора, мертвого для всех, кроме него и Гекубы, кроме Ахилла и Андромахи... Погубить Гектора и помочь амазонкам спасти Трою? Или, быть может, попробовать спасти и сына, и город... Или...

– Слушай, Эней! – произнес старый царь, сильно подаваясь вперед и понижая голос, чтобы слышать его мог один только сын Анхиса. – Слушай меня! Ты возьмешь воинов и поведешь их на помощь амазонкам, но сделаешь это ВОПРЕКИ МОЕЙ ВОЛЕ! Ты понял? Я стану тебе запрещать, и ты не послушаешься...

– С чего вдруг ты... – начал Эней, но рука Приама вновь властно легла на его руку.