— Я только хотела спросить, Брук, — при звуках своего имени Брук невольно вздрогнула, — как вы относитесь к последним фотографиям?

Последние фотографии? О чем речь? Брук сверлила взглядом дверцы лифта, напоминая себе, что эта братия готова на все, лишь бы вытянуть хоть несколько слов, которые потом переврут, вывернут наизнанку и добавят всякой дряни. Брук молчала, не желая угодить в очередную ловушку.

— Как вы терпите все эти грязные слухи о своем муже и других женщинах? Даже представить не могу, насколько это трудно. Наверное, поэтому вы не пойдете на праздник после церемонии?

Дверцы лифта наконец мягко открылись на этаже пентхауса. Войдя в холл своего четырехкомнатного сьюта, Брук сразу попала в эпицентр Безумных Приготовлений к «Грэмми». Ей ужасно хотелось съязвить, что если бы Джулиан действительно спал со всеми женщинами, которых ему приписывают таблоиды, он не имел бы времени взбежать на сцену. Брук хотелось добавить, что после того как начитаешься откровений неназванных источников о том, что твой собственный муж не может пройти мимо всего, что шевелится — от татуированных стриптизерш до жирных мужчин, — на рассказы о заурядных супружеских изменах просто перестаешь обращать внимание. Больше всего ей хотелось бросить в лицо этой женщине подлинные факты, справедливость которых она могла засвидетельствовать лично: как ее муж, редкостно одаренный, талантливый и уже бесспорно знаменитый, блюет от волнения перед каждым выступлением, покрывается потом, когда молоденькие поклонницы визжат при его появлении, и имеет странную привычку стричь ногти на ногах, зависая над унитазом. Джулиан просто не из породы бабников, вот и все. Это очевидно всем, кто знаком с ним лично.

Разумеется, ничего этого Брук сказать не могла, поэтому она, как обычно, промолчала, даже не оглянувшись на сомкнувшиеся за ней дверцы лифта.

«Я не буду думать об этом сегодня», — мысленно повторяла Брук, открывая дверь картой-ключом. Сегодняшний день принадлежит Джулиану и никому более. Сегодняшний вечер окупит все гнусные вторжения в личную жизнь, нечеловечески плотный график работы и неизбежные накладки в существовании. Что бы ни случилось — очередной гнусный слух о похождениях Джулиана, унизительный снимок папарацци, оскорбительное замечание «источника», который лишь «пытается помочь», — Брук твердо решила прочувствовать каждое восхитительное мгновение церемонии, ведь сбылась ее с Джулианом мечта. Всего пару часов назад мать Брук ударилась в лирическое настроение и долго говорила о судьбоносности и неповторимости этого вечера, когда только от них самих зависит, насколько полно они смогут насладиться долгожданным триумфом. И Брук поклялась сделать для этого все, от нее зависящее.

Решительным шагом войдя в сьют, она улыбнулась ассистентке, и та усадила ее в кресло для макияжа, даже не поздоровавшись. Истерическая суета, царившая в комнате и действовавшая на любого вошедшего словно ведро холодной воды, не могла испортить сказочный вечер. Брук решила, что никакие приготовления не помешают ей радоваться празднику.

— Время? — спросила одна из ассистенток противно-пронзительным голосом, казавшимся еще противнее от сильного нью-йоркского акцента.

Три других ответили одновременно, с паническими нотками в голосе:

— Десять минут второго!

— Начало второго!

— Час десять!

— Так, работаем! Сейчас время «Ч» минус час пятьдесят, минут, а судя по состоянию дел… — тут ассистентка сделала театральную паузу, окинула взглядом комнату, преувеличенно быстро вертя головой, остановилась на Брук и отчеканила, глядя ей прямо в лицо: — до презентабельного вида нам как до Луны.

Брук осторожно подняла руку, стараясь не задеть двух визажистов, работавших над ее глазами, и поманила к себе ассистентку.

— Что? — Наталья даже не старалась скрыть раздражения.

— Когда вернется Джулиан? Мне надо ему кое-что…

Наталья выпятила почти несуществующую задницу и сверилась с пластиковым клипбордом.

— Так, ему скоро закончат делать расслабляющий массаж, потом у него горячее бритье. Сюда он вернется ровно в два, но ему надо встретиться с портным — необходимо убедиться, что ситуация с лацканами под контролем.

Брук сладко улыбнулась раздраженной девице и решила зайти с другой стороны:

— Должно быть, вы ждете не дождетесь, когда закончится сегодняшний день. Сразу видно — не присели сегодня.

— Это у вас такой способ говорить, что я фигово выгляжу? — взвилась Наталья, машинально пригладив волосы. — Если да, скажите прямо!

Брук вздохнула — с этими людьми решительно невозможно общаться по-человечески. Четверть часа назад, когда она отважилась спросить Лео, не в этом ли отеле снимали «Красотку», он взорвался и сказал, что на экскурсии ездят за свой счет.

— Я не это имела в виду, — сказала Брук. — Просто сегодня безумный день, а вы гениально справляетесь с немыслимым объемом хлопот.

— Ну, должен же кто-то работать, — буркнула Наталья и отошла.

У Брук возникло желание подозвать ее снова и напомнить кое-что о правилах хорошего тона, но она передумала, ведь за происходящим с расстояния восемь футов наблюдал репортер. Этот журналист собирался написать большой очерк о Джулиане, поэтому его допустили смотреть на подготовку к «Грэмми». Лео обещал ему беспрепятственный и неограниченный доступ к Джулиану в течение недели в обмен на снимок на обложке журнала «Нью-Йорк», поэтому уже четыре дня свита Джулиана изо всех сил старалась делать вид «так, улыбочки, мы любим свою работу», всякий раз позорно проваливаясь. Поглядывая на маячившего неподалеку журналиста, довольно приятного на вид молодого человека, Брук мечтала его убить.

Ее изумило, как искусно хороший репортер умеет слиться с фоном. Целую вечность назад, в нормальной жизни, ей всегда казалось нелепым, если супруги ссорились, делали выговор горничной и даже отвечали на звонок по сотовому в присутствии падких до сенсаций акул пера; теперь она только сочувствовала беднягам. Репортер журнала «Нью-Йорк» тенью следовал за ними уже четыре дня, но притворялся слепым, глухим и немым и мешал не больше, чем обои, — то есть был на редкость опасным.

Брук слышала звонок в дверь, но не могла повернуть голову, боясь обжечься о щипцы для завивки.

— Это принесли ленч? — с надеждой спросила она.

Одна из визажисток фыркнула:

— Вряд ли. Фашист, составлявший график работы, по-моему, вообще забыл о ленче. Сейчас помолчите — я буду убирать ваши мимические морщины.

Брук давно перестала обращать внимание на подобные замечания, радуясь, что девица не спрашивает, не хотелось бы ей походить на отбеливание, чтобы вывести веснушки, — в последние дни все сразу переходили на эту тему. Она пыталась отвлечься, листая «Лос-Анджелес таймс», но не могла сосредоточиться из-за общей суеты. В двухэтажном пентхаусе площадью более двух тысяч квадратных футов собрались два визажиста, два парикмахера, маникюрша, стилист, агент по связям с прессой, пиар-агент, бизнес-менеджер, журналист из «Нью-Йорка», закройщик из «Валентино», который подгонял готовые костюмы, и толпа ассистенток, которая могла заполнить Белый дом.