Питер горячо ей возразил:

— Нет, нет. Ты упускаешь суть. Это не слепота, это вера. Для верующих людей факты просто не имеют значения. Но не совершай распространенную ошибку, путая веру с невежеством.

Синклер саркастически рассмеялся.

— Я вполне серьезно, — продолжал Питер. — Верующие люди считают, что Новый Завет появился благодаря божественному вдохновению; следовательно, неважно, кто на самом деле написал Евангелия и на каком языке. Авторов на это вдохновил Бог. И, кто бы ни принял решение отредактировать Евангелия, на Константинопольском Соборе или на Никейском, их тоже должно было наполнять божественное вдохновение. И так далее. Это вопрос веры, и здесь нет места для истории. Как и вы не можете оспаривать его. Вера — это то, что нельзя доказать.

Никто не ответил, все ждали, что еще скажет Питер.

— Вы думаете, я не знаю историю своей собственной Церкви? Я знаю, вот почему исследование Морин и ваши мнения меня нисколько не задевают. Кстати, вы знаете, что есть ученые, которые даже считают, что Евангелие от Луки было написано женщиной?

Пришла очередь Синклера выглядеть удивленным:

— В самом деле? Я не слышал об этом. И эта идея вас не беспокоит?

— Нисколько, — ответил Питер. — Значение женщин в ранней церкви, как и в развитии христианства, нельзя отрицать. Да у нас и нет желания этого делать, когда мы говорим о таких великих женщинах, как Клара Ассизская, которая объединила францисканское движение после того, как Франциск умер таким молодым. — Питер посмотрел на изумленные лица Синклера и Тамми. — Не хочу портить такую хорошую дискуссию, но я согласен с идеей, что Мария Магдалина заслуживает звания Апостола.

— Правда? — это недоверчиво спросила Тамми.

— Абсолютно. В «Деяниях» Лука говорит об особых требованиях для того, чтобы стать апостолом: человек должен был участвовать в служении Иисуса при жизни, должен быть свидетелем Его распятия и свидетелем Его воскресения. Итак, если подходить к этому буквально, только один человек соответствует всем этим требованиям — и это Мария Магдалина. Апостолы-мужчины не были свидетелями распятия, и в этом действительно есть нечто смущающее. И Мария Магдалина была первым человеком, которому явился Иисус, когда воскрес.

Морин изо всех сил старалась удержаться от смеха, глядя на выражение лиц Синклера и Тамми. Они были ошеломлены этим проявлением интеллекта и личности Питера.

Питер продолжал:

— Возможно, единственные, кто еще технически соответствует описанию апостолов — это другие Марии — Дева Мария, Мария Саломия и Мария Иаковлева, которые присутствовали при распятии и у гроба в день воскресения.

Когда Питер перехватил взгляд Морин, она больше не могла сдерживаться. Ее звонкий смех разнесся по комнате.

— Что? — с озорным видом спросил Питер.

— Простите, — извинилась Морин, воспользовавшись предлогом, что ей надо выпить глоток вина. — Питеру нравится удивлять людей, а мне всегда забавно наблюдать за этим.

Синклер кивнул.

— Я признаю, что вы совсем не такой, как я ожидал, отец Хили.

— А чего вы ожидали, лорд Синклер? — спросил Питер.

— Ладно, со всеми положенными извинениями — я ожидал кого-то вроде римского сторожевого пса. Кого-то, погрязшего в догмах и доктринах.

Питер рассмеялся.

— Вы, лорд Синклер, забыли очень важную вещь. Я не просто священник; я — иезуит. И ирландец к тому же.

— Туше, отец Хили. — Синклер поднял свой бокал в сторону Питера. Орден Питера, Общество Иисуса, известное во всем мире как иезуиты, сосредоточили свои усилия на образовании и научных исследованиях. Поскольку в настоящее время они были самым крупным орденом в католицизме, консерваторы внутри Римской Католической Церкви традиционно чувствовали, что иезуиты представляют собой нечто особенное и были такими на протяжении нескольких сотен лет. Их прозвали «пехотинцами папы», хотя столетиями ходили слухи, что иезуиты избирают своего собственного главу внутри ордена и отвечают перед римским понтификом только в формальных и церемониальных вопросах.

Теперь заинтересовалась Тамми.

— А другие священники в вашем ордене думают так же? Я имею в виду, по поводу роли женщин.

— Никогда не стоит обобщать, — ответил Питер. — Как сказала Морин, люди склонны создавать стереотипный образ духовенства, предполагая, что все мы думаем одинаково, а это не так. Священники — тоже люди, и многие из нас настолько же умны и образованны, насколько преданы нашей вере. Каждый делает свои собственные выводы. Но есть еще кое-что, что мы должны подробно обсудить по поводу Марии Магдалины и точности четырех Евангелий. Мужчин-апостолов должно было смущать то, что Иисус полностью доверил свою миссию этой женщине, какое бы положение она ни занимала в Его жизни и Его служении. Она все же была женщиной в то время, когда женщин не считали равными мужчинам. И евангелисты были вынуждены записать рассказ о ней, потому что это была правда. Потому что даже если авторы Евангелий оперировали другими фактами, они не могли изменить этот самый важный элемент воскресения Иисуса — что Он впервые явился Марии Магдалине. Он не явился апостолам-мужчинам, Он явился ей. Авторы Евангелий не могли написать иначе.

Восхищение Тамми Питером росло; это было видно по ее восторженному лицу.

— Так вы бы хотели изучить возможность того, что Мария Магдалина, возможно, была самым важным учеником? Или даже что она была чем-то большим?

Питер посмотрел прямо на Тамми, на этот раз очень серьезно.

— Я хочу изучить все, что еще больше приблизит нас к подлинному пониманию природы Иисуса Христа, Господа нашего и Спасителя.

Это был великий вечер для Морин. Питер был ее самым доверенным советником, но она начала восхищаться Синклером и находила его очаровательным. То, что ее кузен нашел общий язык с эксцентричным шотландцем, было для нее глубоким облегчением. Может быть, теперь они смогут работать все вместе, чтобы исследовать странные обстоятельства видений Морин.

После трапезы Питер, который провел целый день, самостоятельно рассматривая окрестности, сослался на усталость, извинился и ушел. Тамми заметила, что ей надо вернуться к сценарию для своего документального фильма, и сделала то же самое. Так Морин осталась наедине с Синклером. Окрыленная вином и разговором, она загнала Синклера в угол.

— Я думаю, пришло время вам выполнить ваше обещание, — сказала она.

— Какое обещание, моя дорогая?

— Я хочу видеть письмо моего отца.

Казалось, Синклер на миг задумался. После легкого колебания, он уступил:

— Очень хорошо. Пойдемте со мной.

Синклер привел Морин вниз по винтовой лестнице к запертой комнате. Вытащив из кармана связку ключей внушительных размеров, он отпер дверь и впустил Морин в свой личный кабинет. Когда они вошли, он коснулся выключателя, расположенного справа, чтобы включить подсветку огромной картины, висевшей на противоположной стене.