К себе я вернулся в совершеннейшем раздрае. Устало сбросил амуницию, скинул сапоги, стянул рубашку со штанами, после чего отодвинул шторку, отделяющую угол чердака, приспособленный под санузел, и полез в ванну.

Под шум побежавшей из крана воды вдруг спохватился, что могут быть посторонние, и крикнул:

— Вигир, ты здесь? Один?

Но в ответ была лишь тишина, и я успокоился, всё-таки парень договорённости соблюдал и больше своих поклонниц сюда не таскал. Опустился в горячую воду, укладывая ноги на бортик маловатой для моих габаритов ёмкости, и стал задумчиво перебирать в голове наш с Глушаковым разговор.

Мне было чрезвычайно трудно, почти невозможно сказать Сергею «нет», как, впрочем, и «да». Я прекрасно понимал, что ему не за что любить магов, ведь именно они изуродовали его, превратили в безжалостную машину для убийства. Вполне возможно, он и магию в душе ненавидел, считая, что именно в ней корень всех бед, да к тому же имея перед глазами пример тотальной магической деспотии. Но для меня магия была чем-то другим, чудесным, волшебным, прямо противоположным серой реальности моей прошлой жизни на Земле. Тем более что здесь, в этом мире, у них получилось найти тонкий, но всё же баланс между магами и простыми людьми в виде инквизиции, служащей тем самым ограничителем, что не давал империи скатиться в махровую магократию. Поэтому, чуть успокоившись и собравшись с мыслями, я напомнил товарищу про тех же друидов и магию жизни, без которых невозможно было представить магическую медицину, что по многим параметрам обгоняла таковую даже нашего, продвинутого технически мира.

Я видел, как Глушаков нахмурился, но возражать мне не стал, хоть и остался всё равно при своём мнении — это было видно по его упрямому виду. И тогда я привёл ещё один аргумент, который, может, и не мог заставить его отказаться от задуманного, но отодвинул бы эти планы на очень и очень далёкую перспективу.

— Послушай, — произнёс я, — а ты, увлёкшись внутриполитической обстановкой в империи, не забыл ли о внешней? Об окруживших страну со всех сторон эльфах, гномах, вампирах? О зонах магических катаклизмов, о древних полях сражений, откуда прёт не пойми что? Ты разве не помнишь, что невозможно построить коммунистическое общество в окружении капиталистических государств? — уязвил я его вовремя пришедшей и хорошо понятной ему аналогией. — Так и тут. Пока нас окружает враждебная магия, мы просто не имеем права сознательно избавляться от своей, какой бы порочной и опасной она не была.

Похоже, об этой стороне вопроса, окунувшись в мечты о всеобщем равноправии, мире и процветании, Сергей не думал. Он мигом посмурнел, поджимая губы. И замолчал. Надолго.

А затем, спустя добрые пять минут полной тишины наконец нехотя, но всё же правоту мою признал.

Вот только не отказался от идеи уничтожения всей магии кроме трудовой, лишь отложил её до момента, когда будет уничтожена магия всех прочих, враждебных нам рас и видов.

На это, впрочем, я уже с облегчением согласился. Ибо как можно уничтожить магию тех же эльфов — я не представлял, а сами эльфы вряд ли спокойно отдадут ключи от своего могущества, да и охраняется этот секрет явно так, как нам и не снилось.

В общем, принимал я эти обязательства со стойким убеждением, что в этой жизни такого уж точно не произойдёт. Зато и товарища отказом не обидел. Тем более что, сместив фокус его внимания на нелюдей, в какой-то мере смог успокоить революционные порывы.

Не то чтобы революция была вещью однозначно плохой, нет, но прекрасно помня, скольких жертв стоила моей стране первая, с последовавшими за ней по пятам гражданской войной и интервенцией, а затем и вторая, что прошла в девяносто первом, тоже слизнув, как корова языком, десятки миллионов человек, я подобного здесь видеть не хотел. Не так, не такой ценой. Должен быть иной путь.

Почти полностью погрузившись в воду, я прикрыл глаза, постаравшись расслабиться и освободить потяжелевшую голову от лишних мыслей, и незаметно задремал.

Разбудил меня вернувшийся Вигир.

— Опять с дядь Серёжей отмечали чего? — поинтересовался он с ехидной улыбкой, дипломатично отвернувшись, когда я, ёжась, стал вылезать из полностью остывшей ванны.

— Да не пили мы, — буркнул я, слегка уязвлённый намёком. Невольно подумал, а не часто ли мы пацану плохой пример показываем распитием алкогольных напитков. — Устал просто, расслабился, уснул.

— Верю-верю, — ответил мелкий засранец с большим потенциалом.

Натянув штаны и пройдя мимо него, я уселся в кресло у камина и спросил, глядя на весьма довольного собой парня, что плюхнулся в кресло напротив:

— Что, нагулялся уже?

— Ага, — щурясь как кот, объевшийся сметаны, произнёс тот. — Кстати, я теперь прям как ты — с каждой из своей группы по очереди сижу за партой и гуляю. До вечера. А там уже и романтические поцелуи в наступающих сумерках, хотя бывает и больше…

— Так, — оборвал я его, — будь добр, избавь от подробностей.

— Ну ладно, — пожал плечами Вигир, — как хочешь.

В этот миг в окошко, в котором последним напоминанием о севшем за горизонт солнце полыхало красноватое зарево, впорхнула какая-то птичка и нахально села ко мне на подлокотник кресла.

— Ого! — выдохнул парень, разглядывая нежданную гостью. — Цвиг!

— Чего? — переспросил я.

— Цвиг. Птица такая. Редкая. Очень умная.

— И что ей у меня понадобилось? — поинтересовался я, стараясь не шевелиться и разглядывая серенькую пичужку с небольшим белым хохолком и бордовой грудкой, что, наклонив голову, поворачивала её то в одну сторону, то в другую, словно прислушиваясь к нашему диалогу.

— Без понятия. Хотя… — Вигир наклонился, присматриваясь, — думаю, сейчас узнаем.

Подойдя, он аккуратно прикоснулся к лапке спокойно сидящего на месте и не думающего улетать цвига и одним ловким и быстрым движением снял с неё не замеченный мною маленький кусочек бумаги, свёрнутый трубочкой.

— Ну-ка, прочитаем! — парень увернулся от моей руки, отбегая в сторону, и продекламировал, выхватывая глазами строчки убористого почерка: — Милый Павел, моё сердце разрывается от столь долгой разлуки…

К счастью, в следующую секунду я всё же смог поймать с хохотом скачущего от меня по чердаку шутника и отобрать записку. Подобное написать могла только одна особа, вот только нашему аватару совершенно необязательно было знать, какая именно.

— А мне мои ещё такого не присылали, — завалившись обратно в кресло, объявил Вигир, видимо, решивший, что это сделала одна из моих одногруппниц. Что ж, пусть так и думает. Меньше знает — крепче будет спать.

— Естественно, — с деланным равнодушием высказался я, параллельно читая записку. — Ты ведь что? Сунул-вынул и пошёл. А этого мало.

— А что ещё-то?

— А как же поговорить? — покосился я на скривившегося аватара, сворачивая бумажку обратно в трубочку. — А поинтересоваться чувствами? Узнать, что девушка любит, о чём мечтает?