Филдинг указал на каждый из концентрических кругов на карте, начав с внешнего.

— Триангуляция, проведенная на основании данных, полученных от сотен геологических станций, позволила нам проследить, в каком направлении изменяется интенсивность колебаний, и, таким образом, совершенно точно вычислить эпицентр этой серии землетрясений.

— Вы хотите сказать, что все эти землетрясения произошли в результате какого-то одного события, произошедшего где-то в другом месте?

— Именно так. Гармонические колебания — вот как это называется. На плиту воздействует некая сила, в результате чего по всей ее поверхности распространяются волны.

— Как от камушка, брошенного в воду, — пояснил Разиков. — От того места, куда он упал, расходятся волны и достигают берегов.

Нейф снова вздернул бровь.

— Мы знаем, что это был за «камушек»? — спросил он.

— Нет, — ответил Филдинг, — но мы знаем, куда он упал. — Глава Агентства по чрезвычайным ситуациям продолжил водить пальцем по концентрическим кругам на карте до тех пор, пока не достиг последнего — самого маленького кружка, обведенного красным. — Вот сюда.

Подавшись вперед, Нейф принялся разглядывать карту. Там, куда показывал палец Филдинга, не было ничего, кроме океана.

— И что все это значит? — спросил он. На вопрос Нейфа ответил Разиков:

— Этот кружок обозначает место падения борта номер один.

Нейф вздрогнул от неожиданности.

— Вы утверждаете, что все эти катаклизмы вызвало падение в океан борта номер один? Что самолет Бишопа стал тем самым «камушком», о котором вы только что говорили?

— Нет, конечно же нет! — воздел руки Филдинг. — Землетрясения начались за несколько часов до этого. Вспомните, ведь именно землетрясение на Гуаме стало причиной эвакуации президента. Да и в любом случае падение самолета не могло бы вызвать эффект гармонических колебаний, распространившихся по всей тихоокеанской плите. Для этого необходима сила, эквивалентная взрыву в триллион мегатонн.

Нейф откинулся на спинку дивана.

— По-вашему выходит, что нечто подобное произошло здесь?

Филдинг медленно кивнул головой. Молчание нарушил Разиков:

— Джеб, вы можете идти. Завтра продолжим разговор. Филдинг потянулся за картой.

— Оставьте ее, — велел директор ЦРУ.

Мужчина неохотно опустил руку, собрал остальные бумаги и встал.

— Благодарю вас, господин президент.

Нейф отпустил его царственным взмахом руки.

Когда Филдинг направился к двери, Разиков окликнул его:

— Кстати, Джеб, я буду вам весьма обязан за молчание. Пусть все, о чем мы здесь говорили, пока останется между нами.

— Разумеется, сэр.

Когда за главой АЧС закрылась дверь, Нейф спросил:

— И что вы обо всем этом думаете, Ник? Разиков ткнул пальцем в сторону карты.

— Я думаю, это открытие может стать самой важной находкой века. Там что-то произошло. Что-то, что связано с гибелью президентского самолета. — Директор ЦРУ посмотрел Нейфу прямо в глаза. — Вот почему я хотел, чтобы вы узнали об этом именно сегодня. Потому что завтра, после того, как мы окончательно возложим вину за случившееся на китайцев, менять планы будет поздно. Нейф отрицательно помотал головой.

— Я не намерен менять планы. Игра зашла слишком далеко. — Он угрюмо воззрился на концентрические круги. — Все это… только наука. Мы же занимаемся политикой.

— Согласен, — проговорил Разиков. — Решать — вам, поскольку на вас лежит вся ответственность. Я всего лишь хотел проинформировать вас.

Эти слова заставили Нейфа почувствовать гордость за самого себя.

— Хорошо, — сказал он. — Но, Ник, можем ли мы каким-нибудь образом скрыть эту информацию?

— Джеб — мой человек. Он не станет болтать.

— Отлично! Значит, завтрашнее обращение будет таким, каким мы его планировали. — Нейф снова развалился на диване, довольный тем, что ничего не нужно менять. — Кстати, что ты там говорил об открытии века?

Несколько мгновений Разиков молчал, изучая карту, а затем заговорил:

— Я читал все отчеты с места падения самолета. Вам известно, что все его обломки оказались намагниченными?

— Нет, но какое это имеет значение?

— Главный дознаватель, ныне покойный Эдвин Уэйнтрауб, выдвинул теорию, согласно которой вскоре после крушения, оказавшись на океанском дне, они подверглись сильному магнитному излучению. В отчетах также говорилось, что и спасательный подводный аппарат, оказавшийся там, испытал на себе некие странные эффекты, и это было каким-то образом связано с новым кристаллическим образованием.

— И все равно я не вижу связи. Разиков поднял глаза на Нейфа.

— Что бы там ни находилось, оно обладает силой, которой хватило, чтобы встряхнуть весь Тихий океан. Как сказал Джеб, эта сила должна быть эквивалентна взрыву в триллион мегатонн. А что, если нам удастся взнуздать эту силу, открыть ее секрет? Это же новый, идеальный источник энергии! Можете ли вы представить, что мы сможем сделать, имея в руках такую мощь? Она избавит нас от арабского нефтяного ярма, армии других стран будут выглядеть пигмеями по сравнению с нашей! Возможностям, которые откроются перед нами, не будет границ!

— Лично мне это кажется притянутым за уши. Как можно «взнуздать» явление, произошедшее лишь однажды, да еще на дне океана?

— Пока не знаю, но что, если этой силой завладеет какая-нибудь другая держава? Джеб — не единственный ученый в мире. В ближайшие месяцы кто-нибудь может нарисовать такую же карту и приступить к исследованиям. Это место находится в международных водах, мы не сможем им помешать.

Нейф сглотнул вставший в горле комок.

— Что ты предлагаешь?

— В настоящее время мы находимся в уникальной ситуации, позволяющей без помех исследовать это место. Для всего мира мы всего лишь поднимаем со дна останки нашего президента. Идеальное прикрытие! Коммандер установил вокруг места крушения карантинную зону. В этих условиях мы можем, не привлекая внимания, направить туда исследовательскую команду.

Нейф видел, как загорелись глаза Разикова.

— Значит, ты уже обдумывал это?

— И разработал предварительный план, — ответил директор ЦРУ с мрачной улыбкой. — Сейчас у берегов Гавайских островов близится к завершению очень интересный проект, который совместно осуществляют Национальный научный фонд и консорциум частных канадских предприятий. Речь идет о создании автономной глубоководной научно-исследовательской станции, оснащенной собственной субмариной и радиоуправляемыми роботами. В течение четырех дней она может быть доставлена к месту крушения и приступить к работе. Две миссии — спасательная и наша, тайная, — плавно сольются в одну, ни у кого не вызвав подозрений.