Там он увидел такое, отчего его чуть не вывернуло наизнанку. Троих мужчин гвоздями приколотили к крестам; на них были лишь белые набедренные повязки и терновые венки на головах. Кровь стекала с их ладоней, ног и лбов.

Бродя по Кале в ожидании судна, он уже видел на площади эти кресты, но посчитал их просто символами христианства, а уж никак не орудиями пыток и казни.

Все вокруг него крестились и прижимали сложенные руки к груди; чтобы не выделяться, Алехандро сделал то же самое. Спустя какое-то время настроение толпы начало меняться от горестных стенаний к возмущению. Плач и вздохи уступили место гневным выкрикам. В конце концов вперед вышел мужчина и потряс кулаком перед лицом человека на центральном кресте.

— Христопродавец! Умри же, как наш Спаситель, преданный тобой!

Алехандро пробежал взглядом по трем пригвожденным к крестам людям. Все они были смуглые и бородатые. На земле у их ног лежали отрезанные локоны длинных волос. Можно не сомневаться, что, подними они набедренные повязки, выяснилось бы, что всем троим в свое время делали обрезание.

Мужчина, только что выкрикнувший обвинения, швырнул камень и попал в грудь человека на центральном кресте; тот с гримасой боли вскинул голову и тут же снова уронил ее. Полетели новые камни.

С сердцем, преисполненным боли и горечи, Алехандро повернулся и выбрался из толпы, стараясь проскользнуть как можно незаметнее. Он не мог, как когда-то, послать стрелу в сердце страдальца, чтобы прекратить его мучения. И ни один солдат не выйдет вперед с мечом милосердия, не вонзит его в грудь несчастного на кресте. Этим евреям предстояло умирать медленной, мучительной смертью, в одиночестве и ужасе.

* * *

Увидев выражение лица Кэт, Бенуа понял, что по доброй воле она никогда не покорится ему.

Он низко поклонился, демонстрируя сильно поредевшие, сальные черные волосы. Она закрыла глаза, дожидаясь, пока он снова выпрямится.

— Мадемуазель… — Его похотливый взгляд скользнул по ней сверху донизу. — Я безмерно восхищен вашей красотой.

«Но и вполовину не так, как мне омерзительно твое безобразие», — подумала она.

Но тем не менее присела, еле заметно, хотя не произнесла ни слова и не смотрела ему в глаза.

Король делал вид, что ничего не замечает.

— Впервые как счастливая пара вы появитесь вместе на маскараде. Напомни мне, — продолжал он, обращаясь к Кэт, — какой костюм ты выбрала? Он непременно должен подчеркивать твою красоту. Не сомневаюсь, твой жених, да и все его поклонники будут в восторге, увидев тебя в роскошном наряде.

В конце концов Кэт повернулась к Бенуа, хотя ее слова были обращены к королю.

— Невозможно вообразить, что у него есть поклонники. — Она встала. — Это все, ваше величество? Я чувствую слабость из-за всех этих треволнений и хотела бы удалиться к себе.

— Да, я тебя больше не задерживаю.

Она повернулась и вышла, внешне спокойная, оставив своего жениха в замешательстве, а короля со странным чувством неловкости.

* * *

Святые праздники подошли к концу, и жизнь в Кале начала возвращаться в нормальное русло. Алехандро удалось-таки найти капитана, согласившегося перевезти его — за немыслимую цену. Утром в день отплытия на пристани собралось много людей, поскольку во время праздников суда не ходили. Алехандро стоял на причале и смотрел на серое море. С океана тянуло холодом, и он вздрагивал, хотя, возможно, от страха, порожденного пониманием того, что лежит по ту сторону этих суровых вод. Он уже дважды плыл этим путем, и в обоих случаях путешествие нельзя было назвать приятным. Не будет оно таким и на этот раз — судя по тому, как выглядит небо.

Судно было приличного размера, и на причале собралась небольшая толпа. Конюхи заводили коней по широкой доске, переброшенной с причала на борт корабля. Среди них был и конь Алехандро; незнакомый человек тащил его за поводья, а он упирался и вставал на дыбы. Постепенно, однако, весь багаж переправили на борт, а вслед за тем и пассажиров. Сначала, естественно, тех, кто побогаче, потом простых, но прилично одетых и, наконец, бедняков, среди которых был и Алехандро.

В какой-то момент его внимание привлекла одна фигура — невысокая женщина в причудливой красной шляпке, взошедшая на борт среди людей со средствами.

Он тряхнул головой, не веря своим глазам: это была Эмили Купер.

«Не может быть!»

Однако она слегка повернула голову, и он хорошо разглядел ее лицо. Несомненно, это та женщина, которую он знал по Авиньону; ошибки быть не могло. Он быстро спрятался за опорный столб.

Однако кое-что в ее облике определенно изменилось. Она всегда была полная, цветущая, даже во время смертельной болезни мужа, сейчас же выглядела бледной, дрожала и постоянно куталась в шаль. И модная красная шляпка с пером, в которой она щеголяла, лишь подчеркивала нездоровую бледность. Женщина с трудом тащила маленькую сумку, не давая ее палубному матросу, предложившему свою помощь; на этой сумке лежало сложенное в несколько раз одеяло, то самое, которым когда-то был накрыт умирающий муж. Стоило Алехандро увидеть его, и в сердце зародилось дурное предчувствие.

У нее откуда-то появились средства, чтобы вернуться в Англию. А между тем в этой семье никогда не было денег, даже до того, как заболел муж. И никаких ценностей, чтобы продать их, у нее тоже не было…

Женщина вежливо кивнула английскому солдату, и тот улыбнулся в ответ, как если бы они были знакомы. Ужасное понимание снизошло на Алехандро.

«Она выдала меня».

Алехандро развернулся бы и подождал следующего корабля, вот только его конь уже находился на борту. Когда настала его очередь подниматься по сходням, он поглубже надвинул шляпу. Судно покачивалось вверх и вниз на швартовах. Алехандро быстро сунул стюарду свое разрешение на плавание и постарался затеряться среди пассажиров. Эмили Купер стояла шагах в тридцати от него, глядя на море. Алехандро поднял капюшон и замер, не сводя с нее взгляда. Наконец канаты отвязали, и судно отчалило.

Весь день он внимательно наблюдал за ней; она оставалась на одном месте, прислонившись спиной к перилам деревянной лестницы, ведущей на кормовую палубу. С каждым часом она бледнела все больше и к закату, не выдержав, села. Моряки, которых на корабле было немало, весь день бегали по лестнице вверх и вниз, но никто из них не обращал на нее внимания; их, естественно, ничуть не удивляло, что кто-то из пассажиров плохо переносит плавание.

Однако они не знали того, что заметил Алехандро, — она чувствовала себя плохо еще до того, как поднялась на борт, задолго до того, как свирепые волны Ла-Манша подхватили корабль и принялись раскачивать его. Когда Алехандро понял, что она нездорова, поверхность моря была ровная, точно стекло.

Узнала бы она его — без бороды, в европейской одежде вместо той, в которой он ходил среди своих? Возможно. Однако, если он правильно оценивает ее нынешнее состояние, вряд ли голова у нее работает хорошо.