— И при чем тут Смотрящие, Костя? Она летела без оружия на борту!

— Есть версия, Коломийцев мне рассказывал.

— Ага, Владимир Викторович понарассказывает…

— Да ладно тебе на кэпа тянуть! В общем, так… Шкипер считает, что вороны в нее влепились ввиду отсутствия прописки.

— Че за левак!

— Никакой не левак. Она самолет нашла? А чей он? Ничей. То есть не приписан ни к одному селективному кластеру. Значит, до поры незаконный. А как приземлилась, восстановили мы «Пайпер», и все нормально, стал чисто русский самолет, законно.

— Лихо придумано! — удивился Сомов. — Вот же кроилы!

— Кто?

— Смотрящие.

Я вот точно знаю, в сфере освоения небес Смотрящие очень жестоки, даже безжалостны. Есть неписаные правила, и нарушать их нельзя ни в коем случае. Попробуешь поставить кассеты с НУРСами под крыло — получишь удар птицей или молнией.

— Зуб даю, что шведский самоль разбился из-за попытки его вооружить, — сказал я убедительно. — Пулемет монтировали или подвесные под авиабомбы. Вот и получили снос с небес. Интуиция.

— Нагнетаешь, командир! Демченко с Эльзой только так пулемет применяли, когда вы с Пашкой «хайлюкс» на Пакистанке гоняли! Сам же рассказывал, как он с рук из ПКМ сажал… Остановись-ка, послушаем.

— Так то с рук… А на обратном пути чуть на стаю ворон не нарвались, — ответил я, прижимая джип к обочине. — Еще немного, и воткнулись бы в беду, точно тебе говорю!

Мне и самому хочется верить, что авиация у Альянса насквозь мирная. Да что-то не получается. Есть верфи, на которых шведы строят боевые суда, есть клепка шушпанцеров, есть агрессивные намерения с нацистской подложкой. С какого пуркуа я буду думать иначе?

Внешних контактов у Альянса явно мало, так что коллективный опыт остальных анклавов не используется. Будут экспериментировать до упора, бить технику, гробить пилотов и находить какой-то оптимум. Мы же нашли! Да, под крылья хрен чего подвесишь, стационарного пулемета не поставишь. А вот подкрасться на низкой высоте и невзначай бросить вниз бомбочку разработки товарища Гольдбрейха, стыдливо отводя глаза, — запросто. Если быстро смыться и вовремя сесть.

Тема авиации и воздухоплавания у нас особая. Нервная. Каждый раз, когда в Замке появляется кто-либо из новых потеряшек-технарей, особо умных, так сразу начинается песня про беспилотники, квадрокоптеры, воздушные шары и дирижабли. Да еще и с праведным удивлением: что за тупари тут собрались? Ведь все так просто!

А воздушные шарики в воздухе живут не больше получаса. Потом по непонятной причине сдуваются, срываются, таранятся… Глобальная бесполетная зона, лишь по особым спецпропускам. Работает только то, что получено законным путем. То есть с благоволения Смотрящих. Потому мы с Гобом движки на Земле и тырили. Пока позволяют.

И никакого милитаризма.

Наверное, Смотрящие думают так: «Вам только дай волю, дуракам, — моментально друг друга бомбить начнете!» И я думаю, что они правы. Ведь потенциальных создателей «особо убойных авиабомб» у нас тоже хватает, иных приходится пеленать.

Мишка уже откровенно валил голову набок, плохо дело.

Впереди справа в лунном свете, пробивающемся из прореженных туч, возникли серые скалы. Отлично, вот там и посмотрим!

— Сомов, отставить мочить куртку! Ищем берлогу!

И мы ее нашли. Расщелина между невысокими останцами вполне меня устраивала. Поймав каменную россыпь, подходящую к обочине — их тут много, — я повернул руль, «виллис» медленно скатился с дороги на траву и поехал к цели.

— Посмотри, там следов нет?

— Зашибись, не видно! И дождь скоро опять польет.

— Перекидывай пулемет.

Сухо звякнул металл, «крестовик» встал на турель, а я поднял автомат.

— А что, нормальное местечко! — решил Сомов. — Зачем ближний, дальняк давай!

В расщелине кто угодно может прятаться, вплоть до медведя. Яркий свет фар ударил в стены пятнадцатиметровой высоты. Впереди показалась зажатая камнем вытянутая площадка. Я оглянулся — деревья надежно закрывали природный схрон.

— Что там? — Ему сверху лучше видно.

— Пусто, ништяк место, — прошептал в ответ Гоблин и сделал круговой жест рукой. — Только кормой развернись, чтобы фары наружу.

Примерившись, я осторожно загнал джип в расселину. Глушить?

— Туши, все нормально, — подсказал Мишка. — Еще тент ставить…

Это был рекорд постановки: несколько минут — и спасительная накидка закрыла машину.

— Убежище годное, — довольно молвил Гоб, поглаживая гладкий камень стены. — Как дежурим?

Я посмотрел наверх, в просвет между скал, как раз в тот момент, когда одинокую звезду закрыла огромная черная туча.

— Никак. Все равно вырубит. А завтра надо быть свежими. Так что заливай ствол пулемета маслом, завтра почистишь. Падаем скопом.

Мы действительно предельно устали, сложный был день. Горячего хочется. Очень. Но сил нет никаких. Накрыв плащ-палаткой себя и автомат, я больше ничего не успел подумать…

Утром меня разбудили птички. Классика.

Выпавший автомат ремнем неприятно оттягивал руку. Попробовал выпрямить затекшие за ночь ноги — елки, некуда… С полминуты я лежал неподвижно, прислушиваясь к звуковому фону. Что там, в миру?

Тент полностью закрывал узкую полоску неба, но по цвету камня на скале было понятно — на дворе солнышко. Где-то тихо журчала вода.

Здравствуй, новый день, прощай, ночь. Спасибо, что не укусила.

Ого! Уже почти десять часов!

Под ложечку резко ударило созревшее чувство голода.

Я откинул плащ-палатку, сел, осмотрелся еще раз и ногой разбудил Гоблина. Вообще-то лучше это делать дрыном. С дистанции. При общении с моим другом нужно неукоснительно соблюдать ряд правил. Например, никогда не заходить к нему со спины с последующим рукоположением на плечо или с веселым криком «кхе!». Сомов реагирует мгновенно, адским ударом в лоб с разворота. Вот такой чудак.

Как крепко мочит, а! С первого раза не получилось. Примерившись, я пнул его в бок еще раз и резко подтянул ноги. Нет, все-таки зря его в свое время Голливуд не отловил, такого кадра потерял! И снимался бы наш Гоблинушка в нерводробительных триллерах, где тупая сладкая парочка или группа олухов-ботаников попадает на райский островок, не подозревая, что где-то среди пальм ходит ужасный маньяк, в ожидании очередной человеческой жертвы питающийся древесиной этих самых пальм.

Он молча присел, резко отмахнувшись клешнями, спинки сидений затрещали.

— Приснилось чего? — участливо спросил я.

— А? Не знаю… Не помню. Уже?

— Вставать пора, кабан, десять утра. — И спрыгнул на землю.