– И что?.. Как он вырвался? – поинтересовался капитан.

Боцман, угрюмо глядя на остров, насупил брови и вытянул губы в трубочку, потом втянул и сказал:

– Он пошёл в пираты и бежал на их посудине. Но рассказывать про это он, страсть, как не любил. Только, бывало, когда наайлюлюкается… Ноги моей не будет на этом острове!

– Очень жаль, – ответил капитан. – Потому, что здесь я намерен отпустить команду на берег. И мы должны взять и оставить товар, и запастись провизией и водой, разумеется.

На Барбадосе капитан сразу же направился вместе с Платоном к генерал-губернатору острова Уильяму Уолферстону, и был им мгновенно принят. Беседа была продолжительной и проходила с глазу на глаз, только пару раз губернатор звоном колокольчика вызывал к себе секретаря. Потом губернатор провожал капитана до самого выхода. Возле дверей, остановившись и доверительно взяв капитана за локоть, он сказал, слегка грассируя:

– Ещё г’аз поздг’авляю вас, капитан Линч, с пленением г’азбойника Санчес. Я обязательно пг’ибуду на «Пг’инцессу» посмотг’еть на этого мег’завца… За его голову уже давно объявлена нагг’ада.

Капитан ответил, как мог небрежнее:

– На острове Сантьягу, на который он недавно совершил нападение, тоже обещали за него награду. Лучше отправить мерзавца туда, там с ним живо разделаются, ваше высокопревосходительство… Моя шхуна как раз потом пойдёт на Сантьягу.

– Ну, конечно, вам виднее… Не буду вам указывать, – ответил губернатор. – До ског’ой встречи, капитан Линч… Так завтг’а у меня обед в вашу честь.

И джентльмены пожали друг другу руки.

На следующий день, перед званым обедом губернатор Уолферстон прибыл на «Архистар» с эскортом из своих старших офицеров и чиновников. Губернатор пожелал увидеть схваченного разбойника капитана Санчес, и того вывели на палубу «Принцессы», закованного в железо.

Испанский капитан был угрюм, небрит и выглядел, как затравленный зверь, что явно доставило губернатору неизъяснимое наслаждение. Белое страусовое перо шляпы Его высокопревосходительства невесомо колыхалось по воздуху, а сам он смотрел на запущенные усы испанца и улыбался. И вдруг из свиты губернатора кто-то с гневным изумлением произнёс:

– Но это же не капитан Гарсиа Санчес! Это коммодор Грант!

На палубе все словно окаменели.

****

Потом, вспоминая эту сцену, капитан сам удивлялся, как ему удалось сохранить самообладание и не вскрикнуть, а только сказать удивлённо:

– Вот как? А мне он представился капитаном Гарсиа Санчес.

И уже обращаясь к испанцу, капитан спросил устало:

– Так как, чёрт возьми, вас зовут?

Пленный испанец молчал, зрачки его сверлили палубу, правую забинтованную руку он здоровой рукой прижимал к груди.

Из свиты губернатора выдвинулся солидный чиновник. Повернувшись к губернатору, он, дрожащим от волнения голосом, но в то же время с видом глубокой убеждённости, проговорил:

– Это коммодор Грант, Дональд Гранд. Я знал его ещё мальчишкой. Он приёмный сын моего старого покойного друга.

Испанец поднял глаза и хрипло ответил:

– Этот человек обознался. Мы с ним не знакомы.

– Та-ак… Пг’иказываю этого человека доставить на бег’ег. Для выяснения обстоятельств, – приказал губернатор Уолферстон начальственным голосом.

Пленный испанец бросил отчаянный взгляд на капитана. Тот, брезгливо морщась, сделал шаг к губернатору и произнёс, склонившись в поклоне:

– Ваше высокопревосходительство! Разрешите вам сказать два слова наедине.

Губернатор поднял брови, и на его гладком породистом лице появилась болезненная, хитрая заинтересованность. Увлекаемый капитаном, он сделал несколько шагов в сторону от свиты, после чего та могла только наблюдать, как по мере беседы капитана Линча с его высокопревосходительством, лицо последнего из заинтересованного постепенно приобретало вид очень даже удовлетворённый.

– Да? Так это в ког’не меняет дело, – донёсся до свиты возглас губернатора.

Губернатор вернулся к своим людям.

– Мег’завца – под замок, под вашу личную ответственность, капитан Линч, – сказал он, обращаясь к капитану, и добавил уже для всех: – Господа, я повтог’яю своё пг’иглашение отобедать у меня. Пойдёмте, господа, блюда стынут.

По возвращении на «Архистар» капитан приказал позвать в каюту юнгу с «Принцессы». Когда ирландский мальчишка вошёл, капитан спросил у него, как мог мягко:

– Скажи, Билл, а как имя капитана Москатель?

– А разве вы не знаете, сэр? Его зовут коммодор Грант.

Капитан бледно улыбнулся одними губами и покивал головой словно бы своим мыслям. Юнга явно осмелел и сказал восхищённо:

– А вас матросы называют «капитан Линч – приносящий удачу»! А ещё, матросы говорят, что на вашем корабле никто не гибнет. Ни от болезней, ни от ран, ни во время шторма! Это правда, сэр?

– Не гибнет? – переспросил капитан и задумался, и лицо его опять приняло озабоченное выражение.

Через несколько секунд он устало согласился:

– Да, смотри ж ты, получается, что не гибнет. Если только я кого-нибудь сам не пристрелю за неподчинение.

И видавший уже многое в своей короткой жизни юнга сразу ему поверил.

****

Капитан стоял на палубе «Архистар» и стрелял, раз за разом нажимая на спусковой крючок. Его беретта отзывалась бесконечными выстрелами, и была она небольшая, плоская и угловатая, с утолщённым спусковым крючком, с упором для пальца на спусковой скобе и с деревянными накладками на широкой рукояти. Капитан сжимал рукоять двумя руками, левой ладонью обхватив правую руку, и стрелял в абордажный мост, который падал с пиратского корабля на палубу шхуны, и при каждом выстреле матовый ствол пистолета вместе с затвором мягко уходил назад.

Абордажный мост был огромный. Капитан даже не знал, что такие бывают: дубовая стрела длиной около шести ярдов несла на себе платформу в четыре фута шириной. Подъёмный ворот моста оглушающе скрипел, верёвки натянуто стонали, кованые длинные шипы на днище возвышались над его головой, норовя пронзить, а он посылал и посылал в этот мост пулю за пулей. Наконец мост, ломая фальшборт шхуны, рухнул вниз, шипы его мёртво вонзились в палубу, и с вражеского корабля полезли враги.

Их было много, так много, что капитана охватил животный ужас, и этот ужас не проходил, а с каждой секундой, нарастая, только удесятерялся в нём. И ему вдруг показалось, что всё пропало, что он никогда уже не очистит от этого сброда свой корабль. В ярости он застонал, стиснул зубы, опять вытянул руку с пистолетом, помогая ей другой рукой, и выстрелил в ближайшего противника. Он стрелял, и каждый раз пистолет чуть отбрасывало вверх, и каждый раз его руки возвращали пистолет в прежнее положение.