в лицо и сказала строго: “Древние ритуалы придуманы не просто так, сын. Нельзя их забывать. Особенно тебе”. Он не успел ей ответить – картина во сне переменилась. Пришел черед кошмара, где главными героями были двое: очень красивая хрупкая светловолосая девушка и море, отнимающее у нее шансы на выживание, затягивающее в свою пучину волна за волной.

Проснувшись, Кас увидел Эйвери рядом с собой и, всё еще испытывая ужас от пережитого в кошмаре, поддался неожиданному порыву: разбудил ее и предложил разделить с ним силу. Она согласилась. Сонная, нежная, доверчивая. Податливая и страстная. Кас едва остановился, чтобы не завершить ритуал по всем правилам, сделав Эйви своей. Но ему хватило ума не делать того, о чем она могла пожалеть после…

Утром Кас смотрел на жену и не мог поверить в то, что сотворил. Однако как ни прислушивался к себе, чувства вины не обнаружил. Только тревогу – она нарастала, требуя немедленных действий для защиты Эйвери Айверсон.

Оставив ей записку, он уехал на службу.

Дальше в воспоминаниях Каспиана мелькали лица парней из отдела полисмагии Помпти. Один за другим они вспоминали все, что знали о скоротечном романе капитана Галлаха и Миланты Кархенен. И картина складывалась совсем не радужной, подтверждая подозрения Каспиана.

– У них точно было что-то эдакое, – заверял его младший следователь Джим Тьюс, – тут к ясновидящей не ходи! Ты бы видел капитана в тот период. Он ходил сам не свой, на работе появлялся все реже. Постоянно отвечал невпопад. Бабы говорят, будто он что-то там хотел от бургомистра, потому ухлестывал за экономкой. Но это все чушь. Там романтика такая была – закачаешься. Спроси у Билла из дознания.

– Какая, к ругху, романтика? – морщился Билл. – Это был приворот. Я тебе зуб даю. Да, доказать я этого не смог, как ни пытался, но… У меня чуйка на такие дела, Вудс. Капитан болел этой мисс. Его даже лихорадить начинало, если долго ее не видел. Ходил за ней, как прикованный. Стоял у окон, караулил на улице. И вид был такой потерянный, обреченный. Местные женщины приходили в восторг от такой “любви”, а он еще б немного – и свихнулся. Но обошлось. Она заболела и уехала на материк вместе с бургомистром, а его, как по волшебству, отпустило. Веришь в такую романтику? Держись подальше от этой мисс, вот мой тебе совет. С ней точно не все просто, с таким-то папашей. А ты не знал? Сходи в архив, спроси старика.

– Капитана тогда было прям не узнать, – кивал мистер Оуэн, архивный работник. – Главное, видел эту Кархенен сотни раз, а тут прям перемкнуло на ней. Твердил каждому, что жить без нее не может. Раньше, главное, мог, а тут вдруг – на тебе, никак. Они ж росли по соседству. Но вроде никогда не дружили. С семьей этой мисс вообще мало кто общался. У них отец был потомственным магом высшей степени дара. Делал артефакты для самых богатых семей всего королевства. На заказ. Его работы сейчас очень ценятся. Как мастеру – цены не было. А человеком был мерзким, задиристым, злым. Числился в отделении дебоширом. Жена – бедняжка – натерпелась от него, всегда битая ходила. Вот только в тюрьму долго хулигана не сажали – слишком талантливый. Пока он человека не убил на глазах у всех. Тогда уж не смогли сделать вид, что не было. Ну и потом он в камере все-таки помер. О, о нём ведь ещё пропавший граф спрашивал. Ну точно. Николас Айверсон приходил ко мне, просил дело Кархенена поднять, а потом ездил в тюрьму, чтобы вызнать подробности смерти. Что-то там графу не нравилось. Но тут уж я не помощник.

Каспиан договорился о поездке в тюрьму на другой день, а в этот, во время дежурства, посетил дом соседки Кархененов. В нём жила милейшего вида старушка лет эдак восьмидесяти-ста.

– А с чего вы взяли, что я буду сплетничать о соседях? – гордо спросила она, быстро обшаривая Каспиана взглядом.

– Если бы мне нужны были ненадёжные сплетни, я бы пошёл к кому-то еще, – с самым серьёзным видом сообщил Каспиан. – Но для дела важен свидетель, имеющий достоверные сведения. Мне сказали, это вы.

Старушка смягчилась. Кивнув, она кокетливо улыбнулась и ответила:

– У меня совсем немного времени до начала работы клуба любителей чтения. Входите. Помогу чем смогу, раз больше некому.

Удивительно, но миссис Флиссмир действительно оказалась самым ценным информатором.

Она прекрасно помнила отца Миланты Кархенен. А ещё её мать и двух младших сестёр. Мужчина выпивал, много кричал, поднимал руку на жену. В их доме то и дело слышались скандалы. Особенно доставалось супруге и старшей дочери – та заступалась за мать и получала „на сдачу”. Потом мужчина трезвел и становился добрее. Ненадолго. А рядом с ними жили Галлахи. Отец нынешнего капитана тогда также служил в полисмагии. Но ни разу не пытался поставить на место главу семьи Кархенен, потому что тот делал очень редкие дорогие артефакты для богачей из столицы.

А дальше всё было, как говорил архивный работник. Отец мисс Кархенен прилюдно подрался с не менее мерзким типом. Тот погиб. Артефактора посадили наконец в тюрьму. Его жена и дочери выдохнули. Спустя пару лет начали поговаривать, что мужчину скоро выпустят за хорошее поведение. Миланта тогда как раз устроилась экономкой к бывшему бургомистру и очень переживала за сестер. Но их отец умер в камере при загадочных обстоятельствах.

А младшие девушки быстро вышли замуж за хороших парней и зажили припеваючи. Мать, правда, ненадолго пережила супруга – у неё была нервная болезнь, сердце не выдержало.

Ну а в доме Кархенен теперь жила средняя сестра с мужем и детьми. Оба мальчика очень талантливые. В старшем проснулись слабые ментальные способности, как в бабушке. Да, она была менталисткой, но никогда не развивала свой дар. Муж был против.

Покидая дом миссис Флиссмир, Каспиан уже знал, что за менталист стоял за преступлениями, обнаруженными графом Айверсоном. У него не было пока доказательств, но их он собирался собрать достаточно быстро. В его крови огнём разливался азарт. Он чувствовал, что до победы осталось сделать всего несколько шагов! Однако перед этими финальными действиями требовалось убедиться в безопасности для Эйви. И здесь план дал сбой.

Её не оказалось в доме миссис Лемар. Записка и зелье, найденные в спальне Эйви, слегка успокоили его, но внутреннее чутье отчего-то принялось