В XIX и начале XX века искусственные леса продолжали расти. Процесс этот шел очень быстро, ведь ели и сосны были выбраны именно из-за скорости роста. Ими засаживали все новые и новые площади, их же сажали после проведения сплошных рубок. Старые крестьянские низкоствольные и среднествольные леса, хауберги, пастбищные леса, пустыри и пустоши – все превращалось в форсты.

В литературе, изобразительном искусстве, музыке лес по-прежнему боготворили: Рихард Вагнер писал монументальные музыкальные драмы, многие из которых не мыслимы без лесных декораций, в операх перед зрителями представали герои сказаний, в известной степени «потомки» лесных духов из сказок, преданий и мифов.

Одновременно с этим осуществлялась индустриальная революция. Росли города, а вместе с ними фабрики, строились железные дороги и другие транспортные пути, несколько позже – каналы и водохранилища, затем – аэропорты. Все чаще совсем молодые, посаженные всего несколько лет или десятилетий назад форсты приходилось вырубать, освобождая место городам, дорожной сети или промышленным объектам.

Постепенно сложились новые полярные отношения, один край которых заняли урбанистические центры, другой – ландшафты для отдыха. Излюбленными местами отдыха в большинстве стран стали морские берега, где возникали пляжные курорты. В удаленных от моря регионах эту же роль играли берега озер. В Англии отдыхали в многочисленных дворцовых садах и публичных парках. Уставшие от суеты горожане все больше стремились за город, подышать чистым воздухом. Во Франции чрезвычайную популярность получил лес Фонтенбло. Центральная Европа, в лесистых горах которой строились теперь пансионы и молодежные дома отдыха, привлекала особенно много отдыхающих. Здания, деревянные фасады которых и сами воспринимались как часть ландшафта, стояли теперь среди лесов, многие из которых были высажены лишь несколькими десятилетиями ранее: в Гриндельвальде, Берхтесгадене, Миттенвальде, Оберстдорфе и Бадгаштайне в Альпах, в Санкт-Блазиене, Титизее и Фройденштадте в Шварцвальде, в Браунлаге и Санкт-Андреасберге в Гарце. Альпийские пастушьи хижины в Рудных, Исполиновых[135] и других горах перестраивались в дома отдыха и пансионаты. Горные курорты с минеральными водами – Вильдбад, Баден-Баден, Карлсбад, Мариенбад – ценились не только из-за того, что там были целебные источники и собиралось светское общество, но и из-за лесов и чистого воздуха. Горожане любили совершать прогулки от одного селения к другому, что для Центральной Европы всегда означало – от леса к лесу, через мозаику ландшафта. При взгляде вокруг постепенно развивалось что-то вроде классификации, шкалы от более «природного» к более «культурному». «Культуру» видели прежде всего в населенных пунктах, она же хорошо «прочитывалась» в картине пашни. Значительно более «природное» впечатление оставляли луга с их пестрыми цветами и пастбища. Однако крайней точкой шкалы, воплощением «природы» был лес: в нем нельзя было с первого взгляда обнаружить признаки человеческой деятельности, и в нем жили «дикие звери», которых, если повезет, можно было даже иногда увидеть.

Жители городов смотрели на сельские ландшафты, что-то в них видели, но совсем не все понимали, и «земля» с ее «природой» окружалась надуманными, идеалистическими представлениями. Функциональные взаимосвязи селений, полей, лугов и пастбищ, а также и леса не раскрываются с первого взгляда. Об этом нужно помнить, если мы хотим понять происхождение тех идей, которые стали чрезвычайно популярны на стыке XIX и XX веков, когда горожанин «открыл» для себя природу вокруг города. Путешествия «на природу», походы в лес стали восприниматься как глубочайшая радость и даже счастье.

В 1913 году под Касселем, на холме Хоен Майснер состоялась известная встреча так называемого «Молодежного движения»[136]. Чествовали «Битву народов», произошедшую под Лейпцигом 100 лет назад, вспоминали традиции революционных встреч XIX века – Вартбургского и Гамбахского[137] празднеств. Философ Людвиг Клагес[138] произнес программную речь «Человек и Земля», посвященную разрушению природы в эпоху индустриализации. Он цитировал поэтов, оплакивавших гибель лесов в начале XIX века, например, Ахима фон Арнима, подчеркивал, что и по сей день в отношении к лесам ничего не изменилось, их по-прежнему слишком мало. При этом он не видел или не замечал, что в XIX веке общая площадь лесов не сокращалась, а росла, ведь постоянно высаживались и подрастали новые форсты. Но для человека XX века искусственные леса потеряли убедительность. Клагес цитировал книгу Конрада Гюнтера[139] [Guenther, 1910] «Охрана природы», вышедшую тремя годами ранее. Гюнтер приводил в своей книге общий обзор уже высказанных взглядов, прежде всего – учителя музыки из Берлина Эрнста Рудорфа[140], считающегося духовным отцом охраны природы в Германии.