Наконец Ивану Гранстрёму удалось немного прийти в себя, и он заговорил:

— Мне нужно выбраться туда, где лежит мобильный телефон. Рита позвонит мне на него и скажет, что делать. Номер, с которого она будет звонить, единственный в записной книжке.

Ди снова погладила Ивана по плечу.

— И где этот телефон? — терпеливо спросила она.

— В ящике комода в доме Отилии, — сказал Иван Гранстрём.

47

Молли потеряла счет времени. Она знала, что долго спала, на удивление, без снов. Теперь она снова смотрела на движение силуэтов за шторой. Лился слабый свет, похоже, от мониторов.

Рита Олен проскользнула за штору, улыбнулась и села на крутящийся стул рядом с постелью Молли. Немного подкрутив колесико капельницы, она сказала:

— Ну что ж, пора продолжить наш разговор.

— Значит, пытка заключается в том, чтобы держать меня в состоянии неопределенности?

— Честно говоря, я не помню, на чем мы остановились, — продолжила Рита Олен.

В это мгновение Молли хотелось убить ее. Но она взяла себя в руки и уточнила:

— Кто заменил Степанку во главе мафиозной организации?

— А, — ответила Рита Олен. — Полковник, разумеется.

Молли будто дара речи лишилась. А Олен продолжала:

— Полковник ассимилировался, безупречно говорит по-шведски, занимается бизнесом, но не утратил при этом своей характерной жестокости. Он не является исполнительным директором АО «Ньорд Инвестмент»; то место занимает подставной болванчик, так называемый «чистый» бизнесмен. Нет, Полковник прячется где-то в иерархических низах. Но правит всем он.

— Ты знаешь, кто это?

— Да, — спокойно ответила Олен. — К этому мы еще вернемся. А сейчас ты должна рассказать о деньгах, Молли. До сих пор ты на удивление стойко противостояла наркотикам. Будет проще для всех, если ты расскажешь все, что знаешь. Я предоставлю тебе самый убедительный аргумент. Дело в том, что я делаю это не ради себя.

— Ты пытаешься меня убедить, что деньги тебе не нужны? — воскликнула Молли. — После всего, чему ты меня подвергла?

— Мне нужны деньги, — ответила Рита. — Но не для меня самой. У меня средств хватает. Нет, речь идет о четырех женщинах, переживших все ужасы «Свободы» в самом ее чреве. Эти женщины достойны получить компенсацию за долгие годы страданий. Я тут никто, Молли, просто психотерапевт, который пытается исправить прошлое.

— Четыре? — переспросила Блум.

Кивнув, Олен встала. Она подошла к шторе и медленно отодвинула ее. Неясные силуэты по другую сторону полупрозрачной ткани вдруг обрели четкие контуры. Подвал занимал довольно большое пространство. За большим письменным столом сидели две женщины, каждая за своим компьютером, одна брюнетка, другая блондинка. Третья, рыжеволосая, стояла, наклонившись над ними. Все три подняли взгляд и помахали Молли. И у всех трех виднелись черные повязки на предплечьях.

Это были Надя Карлссон и Отилия Гримберг. А теперь Блум узнала и рыженькую. В последний раз они виделись четырнадцать лет назад на светящейся кровати в филиале «Свободы». На водяной кровати. Их взгляды тогда встретились. Очевидно, это была женщина по имени Гитта.

Олен снова задернула штору и присела рядом с Блум.

— Там только три женщины, — сказала Молли. — А не четыре.

— С тобой будет четыре, Молли.

— Со мной?

— Ты тоже стала жертвой Свободы и Полковника. Разумеется, по сравнению с другими, тебя это задело лишь по касательной, но мы рассчитывали на четверых. Юлии, как ты знаешь, больше нет.

— То есть ты собираешься отдать мне четверть моих собственных пенсионных денег?

— Это ты отдашь три четверти, — возразила Рита Олен, — компании женщин, которые в высшей степени этого заслуживают. Если рассуждать так, будет легче. Получается примерно пятьдесят миллионов крон на человека. В качестве пенсионных накоплений должно хватить?

Молли молчала. Глядела в потолок. Такого она не ожидала.

Не ожидала она и того, что деньги начнут пахнуть. От всего этого дерьма исходил запах торговли людьми, преступлений на сексуальной почве, нелегального оружия, наркотиков и нищеты. Сможет ли она построить свое дело на таком основании? Самооборона для женщин на деньги от издевательств над женщинами? Что-то здесь хоть и привлекательно парадоксальное, но насквозь гнилое.

— Я даже не знаю, откопал ли С. потом эти деньги, — сказала она.

— Зато я знаю, — ответила Рита. — Мы знаем.

— Потому что Полковник тоже охотится за ними?

— Они лежат там, где ты их зарыла, Молли. Чем быстрее ты расскажешь, тем больше у нас шансов их опередить.

— Не думаю, что вы поделитесь со мной деньгами, — сказала Блум. — Зачем отдавать пятьдесят миллионов полицейскому?

— Как я уже сказала, ты тоже жертва, Молли. Где деньги?

— Черта с два. Я не доверяю тебе, Рита. Ты слишком часто лгала и слишком грубо злоупотребляла своим положением. Если я все расскажу, вам ничто не мешает тут же меня убить. Чтобы это дело выгорело, надо спрятать все концы в воду.

— Ты всерьез думаешь, что мы собираемся убить тебя? — спросила Рита Олен с некоторым удивлением.

— Ты же не можешь оставить следы.

— Точных координат тайника у тебя нет, Молли, навигаторов четырнадцать лет назад еще не было. А поскольку деньги, скорее всего, зарыты где-то глубоко в лесу, то, чтобы найти точное место, нам понадобишься ты.

— Вот там-то вы меня и убьете.

Впервые Молли увидела, как Рита теряет самообладание. Выражалось это не в жестах или других явных проявлениях гнева, а скорее в поджатых губах и жестком взгляде.

— Ты не слышала, что я сказала? — глухо произнесла она. — Речь идет о компенсации для жертв насилия. Жертв, которые стали моими друзьями. Хочешь, чтобы я подробно описала все, чему они подвергались год за годом? Хочешь детального рассказа о самых страшных издевательствах и унижениях? Хочешь знать, что происходит за кулисами шведского феминистского великодержавия? Как жадные до власти мужчины вымещают свою фрустрацию на купленных, как они считают, женщинах? Хочешь знать, с какими именно травмами живут Надя, Отилия и Гитта? И чьи останки делят могилу с Юлией?

Молли Блум сделала глубокий вдох.

— Нет, — сказала она. — В этом нет необходимости.

— Я посвятила свою жизнь тому, чтобы выслушивать свидетелей, — продолжала Рита Олен, которой теперь уже было не успокоиться. — Моя задача заключалась в том, чтобы оставаться спокойной и нейтральной, рационально мыслящей и дарящей утешение. Мне приходилось сидеть в кабинете, обрастая все более прочной металлической броней. Но когда я услышала о «Свободе» и о том, что там происходило, моя броня рассыпалась. Мне рассказала Отилия. Она была первой, кому удалось выбраться. Моя первая пациентка из «Свободы».

— Отилия? — переспросила Блум.

— Они жертвы, Молли, а не преступники. В разные периоды времени они оказались в «Свободе». Отилия попала туда довольно рано, ей удалось уйти