Он улыбнулся торжествующей улыбкой.

— Зачем тебе это?

— Возможно, мне понадобится такой герой, — ответил Уэлгрин, размышляя о Рашане и алтаре в Краю Земли и надеясь, что Кама одобрит его.

Зип дал клятву, и они молча двинулись дальше, одни на пустынных улицах. Наконец они достигли дороги Ткачей.

— Скройся с глаз, — приказал Уэлгрин своему спутнику, поднялся по лестнице и громко заколотил в дверь.

— Проваливай, проваливай! — донесся голос изнутри.

— По делу принца! Открывай или мы взломаем дверь.

Последовала продолжительная тишина, затем звук двух отодвигаемых тяжелых засовов, и дверь со скрипом приотворилась. Уэлгрин нажал ладонью на верхнюю половину двери, налег бедром на нижнюю. Дверь подалась еще на несколько дюймов, но этого было недостаточно для того, чтобы Уэлгрин вошел. Он очутился лицом к лицу с охранником.

— Я хочу поговорить с госпожой цил-Инил. Позовите ее.

Он подкрепил свою просьбу еще одним толчком, но стражник оказался силен, и дверь не шелохнулась.

— Приходите утром.

— Сейчас, жирный.

— Впусти его, Энойр, — окликнула с лестницы женщина. — Что еще там натворил Эвроэн? — устало спросила она, спускаясь вниз.

Ехидно улыбнувшись бедолаге Энойру, Уэлгрин протиснулся мимо него в комнату.

— Ничего необычного, я здесь для того, чтобы повидать тебя.

— Я не сделала ничего, что заслуживало бы полуночного визита начальника гарнизона, — ответила она с достоинством, убедив Уэлгрина, что он действительно пришел в нужный дом.

Он смягчил голос и позу.

— Мне нужна твоя помощь. Точнее, твоя помощь нужна молодой девушке в Распутном квартале.

— Я… я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Ты — Маша цил-Инил; и ты была Машанной сум-Перс т'Инил до тех пор, пока твои дяди не разозлились и не выдали тебя замуж за Эвроэна. Ты жила на улице Сухого Колодца в Лабиринте до тех пор, пока тебе не улыбнулась удача, после чего ты исчезла почти на год и вернулась, чтобы купить этот дом.

— Состояние досталось мне тяжелым честным трудом, и я заплатила все налоги.

— Когда ты жила в Лабиринте, Маша, ты работала акушеркой — к востоку от Процессионной дороги вместе с цирюльником и без него во всех прочих местах. Эта девушка в Распутном квартале — у нее схватки длятся вот уже три дня, да еще в такую жару. Когда-то для тебя не было зазорным посещать этот квартал, надеюсь, и сегодня вечером ты не побоишься пойти туда.

Вздохнув, Маша поставила светильник на перила.

— Три дня? Я мало что смогу сделать.

Но она пойдет — ответ появился у нее на лице еще до того, как она успела произнести хоть слово. Энойр возражал, настаивая на том, что пойдет вместе с ней, но Маша приказала ему оставаться дома и поднялась наверх переодеться. Уэлгрин подождал внизу, вежливо не замечая колкие взгляды Энойра.

— Тебя на улице ждет эскорт? — вернувшись, спросила Маша, придерживая одной рукой скромную, но дорогую шаль, накинутую на плечи, а в другой неся обшарпанный кожаный сундучок.

— Разумеется, — без колебаний ответил Уэлгрин, отворяя дверь вместо Энойра.

Как только дверь за ними захлопнулась, он окликнул Зипа.

— Это твой эскорт? — фыркнула Маша, пытаясь скрыть в своем голосе страх.

— Нет, это наш проводник; эскорт — это я. Пошли.

Чем бы ни занималась в настоящее время Маша цил-Инил, она только покачала головой и, дав шали свободно покрыть плечи, быстро пошла вслед за мужчинами по тропе Денег. Тяжелый сундучок, похоже, нисколько не стеснял ее движений, и она отказалась отдать его мужчинам. Луна зашла; Уэлгрин купил несколько факелов у ночного стражника на Процессионной дороге, и они продолжили путь, обогнув Лабиринт, поскольку всем были известны тайны его темных переулков. В Распутном квартале они вынуждены были остановиться.

Навстречу приближались несколько раскачивающихся факелов, люди, которые их несли, наполняли криками неподвижный жаркий воздух. Это напомнило трем коренным санктуарийцам шествия во время чумных беспорядков, сообщавших зажиточным горожанам, что смерть вырвалась из трущоб. Зип молча растаял в тени, толкнув Машу и ее белую шаль себе за спину. Уэлгрин расстегнул ремешки меча зеленой стали, воткнул факел в щель ближайшей стены.

От толпы отделилась группа новоприбывших строителей. Они спотыкались и цеплялись друг за друга, а их крики оказались припевом когда-то нежной любовной баллады. Уэлгрин стряхнул с плеч напряжение, но сохранил боевую стойку, когда рабочие, заметив его, остановились.

— Афисер, нам нужен дом шлюх с хорошенькими женщинами! — сказал их предводитель, рукой рисуя в воздухе черты того, что считал в высшей степени хорошенькой женщиной. Его дружки, прекратив петь, свистом и хохотом выразили свое согласие.

Смахнув со лба выбившуюся прядь, Уэлгрин убрал ее под бронзовый обруч. Людям, работающим на строительстве стен, платили полноценной ранканской монетой, но Улица Красных Фонарей изнывала от жары. Уэлгрин выполнил свой гражданский долг, указав в сторону Триумфальных ворот, где они, если не падут жертвой Ишад, смогут найти отличные заведения.

Не успел он вынуть факел из стены, как Зип оказался рядом с ним.

— Чертовы придурки, — прорычал он.

— Может, нам следует сменить ремесло и начать зарабатывать на жизнь, возводя стены или разгружая баржи, — задумчиво произнес Уэлгрин.

— Прислушайся. Они, должно быть, уже на полпути к площади, а мы до сих пор слышим их орево! Их сожгут живьем.

Начальник гарнизона поднял бровь.

— Только не тогда, когда они ходят такими оравами, — с вызовом произнес он. — А ты шмыгнул в сторону довольно быстро.

Зип промолчал. В Санктуарии было мало крупных мужчин. Самым здоровенным был Темпус. Уэлгрин и его свояк Даброу тоже были не из маленьких. Но, не считая пасынков, новоприбывшие были самыми огромными, самыми откормленными мужчинами, каких видел Санктуарий за целое поколение, а то и больше. Даже если это были простые рабочие, посторонний — коренной житель вроде Зипа — крепко подумает, прежде чем станет им перечить.

— Они уничтожают город, — наконец произнес предводитель НФОС.

— Потому что работают ради куска хлеба? Потому что щедро платят за то, в чем нуждаются, и, оберегая свои семьи, не везут их сюда? — вставила Маша. — Я полагала, что вы привели меня сюда не для того, чтобы обсуждать проблему приезжих, а чтобы посмотреть некую женщину.

Бросив украдкой взгляд в сторону площади, где все еще продолжали распевать приезжие рабочие, Зип выхватил у Уэлгрина из рук факел и шагнул в переулок Распутного квартала.

Конспиративный дом был зловеще тихим, когда Зип, затушив факел, первым стал подниматься по укрытой густыми тенями лестнице. Он остановился у самой двери комнаты верхнего этажа, так что Уэлгрин наткнулся на него. Девушка по-прежнему тихо, без движения лежала в углу. Ее юный возлюбленный сидел на корточках подле нее, его лицо не по-мужски блестело слезами. Начальник гарнизона увидел, как Маша отстранила парня. Ее движение не прервало поток ругательств, которые он адресовал тем богам и богиням, которые отвечали за деторождение. Как и многие воины, Уэлгрин мог принять внезапную смерть на острие оружия, но не мог вынести картин обычной смерти, косившей простых смертных.