Посмотрим, однако, каков на сей счет взгляд советской историографии:

Советский историк обращает внимание на реакцию вооруженных сил, высшего генералитета по поводу событий 20 июля. Реакция эта была еще тогда сформулирована германским радио: «Фюрер, уступив просьбе вермахта, назначил из фельдмаршалов и генералов суд чести для изгнания негодяев из армии». А Гитлер заявил: «Пощады не будет никому!.. Вешать, и без всякой жалости».

В состав «суда чести» вошел, в частности, генерал Гудериан, именно 20 июля назначенный на пост начальника Генштаба.

Продвижение пехоты под прикрытием танка

«Какой ценой?» — задается вопросом советский историк и приводит следующий документ — воспоминания активного участника заговора, одного из немногих случайно уцелевших, Шлабрендорфа. Тот свидетельствует следующее: перед самыми событиями 20 июля «мы были у Гудериана и предупредили его, чтобы он нас не выдавал. Однако, когда вечером 20 июля Гитлер назначил Гудериана начальником Генерального штаба ОКХ, нам всем стало ясно, чем тот заплатил за продвижение по службе».

И вот вывод, к которому неизбежно должен прийти объективный историк Второй мировой войны:

После всего сказанного, пожалуй, уже не потребует дополнительной аргументации мысль, что нет и не может быть военного вне политики. Что когда пытаются выражением «честный солдат» прикрыть от справедливого осуждения потомков и истории действия, совместные с Гитлером и нацизмом, то это пустая фраза и просто ложь, рассчитанная на наивных простаков. Простаков, которых можно поймать на удочку типа той, что заброшена в предисловии к последней, послевоенной книге Гудериана: «Мы надеемся, что в книге „Танки — вперед!“ молодые танкисты найдут полезные для них сведения и тем самым книга будет способствовать быстрейшему возрождению немецких бронетанковых сил»[38].

То есть возрождению вермахта? Комментарии по этому поводу, как говорится, излишни.

А. Х. Бабаджанян вскоре после присвоения ему звания Героя Советского Союза

…27 июля 1944 года под ударами советских войск пал город Ярослав, в этот же день были освобождены Перемышль, Львов. Армия генерала А. А. Гречко взяла Станислав.

С падением Ярослава и Перемышля, по существу, был открыт путь к Висле.

Выйти к Висле было необходимо немедленно — нужно было упредить противника, помешать ему организовать оборону по западному берегу этой реки.

В этих целях по решению Ставки главные силы 1-го Украинского фронта маршал Конев поворачивает с юга на север. Марш-маневр совершается под проливными дождями, при бездорожье. Но уже 29 июля разведывательные и передовые подразделения 1-й гвардейской танковой и 13-й армий овладевают населенными пунктами Маханув, Баранув и выходят к великой польской реке.

Незадолго до подхода к Висле я угодил в госпиталь: заболела нога — последствие Курской дуги. Из госпиталя вырвался как раз к 29 июля. В районе Баранува разыскал штаб армии. Он оказался в лесу, где еще дымились деревья, раненные в проходившем здесь жестоком бою. Меж ними снуют танки и автомашины. Слышатся пулеметные очереди, ухают зенитки.

Честно говоря, за всю войну так и не смог я привыкнуть воевать в лесу — ничего не видно: где свои, где чужие — не поймешь, непонятно, откуда и пули ждать. Как в мешке.

Каково же было мое удивление, когда я увидел, как командарм М. Е. Катуков и член Военного совета Н. К. Попель будто ни в чем не бывало сидят себе в палатке, беседуют, словно их вовсе и не брезент защищает от падающих осколков, а толстые стены блиндажа.

— А, Армо! — приветствовал меня М. Е. Катуков. — Вернулся?

— Как нога? — осведомился Н. К. Попель.

— Все в порядке.

— В порядке? — недоверчиво переспросил Катуков.

А Попель сказал:

— Что-то он больно бледен.

— Бледен, потому что все время в тени находился. Целых двадцать дней. А так здоров. Разрешите сейчас же выехать в бригаду?

— Добро, — сказал Катуков. — В бригаду так в бригаду. Момент нынче не такой, чтоб тебя долго отговаривать. Только поосторожнее — в лесу шляются остатки разбитых групп противника.

— И мотоциклиста с коляской возьми, — не унимался Н. К. Попель. — Ногу-то щадить пока что надо.

Ужасно соскучился по бригаде, по своим. Среди своих на войне чувствуешь себя немножко дома. Тороплю мотоциклиста: «Быстрее! Быстрее!» — а он в ответ:

— Куда так спешите, товарищ полковник, ровно на свадьбу!

— Эх, друг, я уж и забыл, какие бывают свадьбы… А ты сам видел когда-нибудь, какие на Кавказе свадьбы? Дудуки играют, барашков режут…

— Шашлык — это здорово, товарищ полковник! — подтверждает мой мотоциклист, смачно цокает языком и жмет вовсю на газ.