Был выкопан и облицован ров, сотни землекопов заложили фундаменты под главную башню и стены, в карьерах Англси добывали камень и на лодках переправляли через пролив. Постепенно, дюйм за дюймом, росли стены замка и город за его пределами. Гигантская строительная площадка ощетинилась лесами и подмостками, а в воздухе висела густая пыль каменной крошки. В некоторых местах уже виднелись остовы будущих башен со стенами толщиной в двадцать футов. Дверные проемы вели в никуда, в незаконченных стенах зияли боковые входы, пролеты незаконченных лестниц обрывались в пустоту. И только одна-единственная башня, самая большая, зловещей тенью нависая над заливом, уже поднялась до уровня второго этажа. Эдуард видел чертежи, составленные его главным архитектором, Джеймсом Сент-Джорджем, и мысленно мог дорисовать на фоне голубого неба массив башни, возносящейся на высоту трех этажей, увенчанный угловатыми башенками, на концах которых встанут каменные орлы в натуральную величину.

Выстроенный на месте древней римской крепости, которая злобно скалилась через пролив на форт друидов на острове Англси, Карнарфон должен был стать величайшим замком в железной стене, которой обнес побережье король, увековечив в камне свое присутствие. Сила Римской империи лежала в руинах и поросла лишайником за стенами новой крепости, но Эдуард не собирался пренебрегать мощью древней истории, и его цитадель, спланированная по образу и подобию римских стен Константинополя, будет олицетворять собой имперское могущество в самом сердце покоренного Уэльса.

Король шагал к недостроенной башне, и вокруг него в предрассветных сумерках кипела жизнь: грумы прогуливали и кормили лошадей, слуги тащили корзины с провизией, а оруженосцы разжигали походные костры. Несколько женщин, с бельевыми корзинами на плечах, гуськом тянулись к речной пристани. Кое-кто из мужчин кланялся, завидев его, другие продолжали заниматься своими делами, не узнавая своего короля, одинокая фигура которого неспешно двигалась из тени в тень. От недосыпания в глазах Эдуарда появилось выражение загнанного зверя. Пройдя между рядами принадлежавших его рыцарям шатров, полотняные полы которых намокли от росы, король заметил пустые бочонки из-под пива и уловил кислый запах рвоты. Торжества, которые он организовал в деревушке Нефин, расположенной в сорока милях к югу от Карнарфона, явно продолжались и здесь. Но он не мог упрекать за это своих воинов, потому как кампания выдалась тяжелой и кровопролитной, уже четвертой по счету в этой неласковой к чужеземцам земле, поднимавшей один мятеж за другим и заставившей его глубоко запустить руку в кошельки своих подданных.

Семь лет тому Эдуард воображал, будто он раз и навсегда покончил с Льюэллином ап Граффадом. Вернувшись из Святой Земли, чтобы принять корону у отца, Эдуард не стал терять времени зря и быстро разделался с самозваным принцем Уэльским. Он ввел в мятежные земли огромную армию, разбил отряды повстанцев и загнал Льюэллина и остатки его людей в дикие горы Сноудонии. Но последующие события показали, что Эдуард не проявил достаточной решительности. Всего два года тому принц вновь поднял восстание, и весь Уэльс взбунтовался вместе с ним. Льюэллин разослал прокламации вызывающего содержания, в которых заявил, что Уэльс принадлежит только уэльсцам и что он правит им, являясь прямым потомком легендарного Брута, основателя Британии. Подобное обращение к древней истории, изложенной Гальфридом Монмутским, привело Эдуарда в настоящее бешенство, почти такое же, какое вызывала в нем прославленная корона, которую принц водрузил себе на голову. Поэтому он вновь вторгся в Уэльс, намереваясь на этот раз завоевать его окончательно.

Здесь, в Гвинедде, Эдуард потерпел одно из самых сокрушительных поражений в своей карьере. Его лучшие командиры, отправленные провести разведку боем, предприняли поспешное наступление на северном побережье, рассчитывая одержать быструю победу над армией Уэльса, которая уступала им в численности. Но Льюэллин сполна воспользовался тем, что они оказались на чужой территории, которую он знал как свои пять пальцев, и захватил англичан врасплох, за что они заплатили сотнями жизней. Когда Эдуард узнал о разгроме своей армии Льюэллином и о тех победных песнях, что распевали уэльсцы, насмехаясь над ним, то эхо этих баллад преследовало его долгие годы, отравляя ему существование. Обуреваемый жаждой мести, понимая, что на кон вновь поставлена его репутация, он вел боевые действия всю зиму, которая в Уэльсе выдалась очень суровой, сражаясь одновременно с бурями и хитростями своего личного врага. Когда Льюэллин попробовал укрыться от него в горах, Эдуард нанял несколько сотен лесорубов, чтобы те прорубили просеки сквозь негостеприимные леса, расчистив путь его войскам и ремесленникам, которые принялись возводить исполинские крепости, ставшие для него оплотом дальнейшего продвижения вглубь Уэльса.

Дойдя до подножия Орлиной башни и оказавшись в лабиринте строительных лесов, король миновал стражников, отдавших ему честь, вошел в вестибюль и стал подниматься по ступенькам, ведущим на второй этаж. В огромной комнате с десятью стенными проемами, открывшейся его взору, было сумрачно от пыли, слоями висевшей в воздухе. Здесь хранилось большинство принадлежавших королевской семье вещей, и вдоль стен громоздились сундуки и прочая мебель. В центре стоял круглый стол, его чистая поверхность отливала теплым, кремовым цветом.

Подойдя к столу, Эдуард скользнул взглядом по надписям на латыни, которые шли по краю и представляли настоящее произведение столярного искусства. Кей, Галахад, Гавейн, Модред, Боре, Персиваль. Имена двадцати четырех рыцарей. Он распорядился изготовить стол для праздничных торжеств в Нефине, чтобы отметить окончание войны и начало нового порядка, порядка людей, последовавших за ним в ад, лояльность которых воплотилась в бесконечный круг стола. Позади него, на гладкой стене комнаты, висел флаг с драконом; под ним он сражался на турнирах в Гаскони более двадцати лет тому. Тогда он был Артуром только по имени, и его турнирное прозвище призвано было вселять страх в противников и уважение — в сторонников. Теперь он стал Артуром на деле, и его репутация говорила сама за себя: земли его преумножились, а власть над Британией стала почти абсолютной. После двух тяжелых лет ему удалось то, что планировали, но так никогда и не смогли осуществить многие короли Англии: завоевание и усмирение Уэльса.

Льюэллин, люди которого окопались в горах над рекой Уэй, откуда они продолжали разбойные нападения на позиции короля, был, наконец, окружен и уничтожен. Точное местонахождение принца выдал один из его ближайших сторонников. Под покровом ночи, когда морозный рассвет только-только занимался, отряды Эдуарда тайно поднялись по горным тропам, ведомые предателем, и напали на принца и его людей, которые оказались захвачены врасплох. В последовавшей кровавой битве Льюэллин пал, пронзенный английским копьем. После смерти своего принца Уэльс прекратил сопротивление.

Но сейчас, когда первые робкие лучи рассвета, проникавшие сквозь окна в недостроенную башню, позолотили стол и стяг с драконом, Эдуард ощутил горечь поражения в привкусе победы.

Отрубленная голова Льюэллина украшала собой один из бастионов лондонского Тауэра. Все его родственники и наследники были вырезаны под корень, а сторонники захвачены в плен или убиты. Барды распевали траурные песни, призывая Господа скрыть их землю в морских глубинах. Новые города закладывались один за другим, и в них устремились английские поселенцы, вытесняя коренных уэльсцев в глухие уголки страны. Были введены должности шерифов и судебных приставов, аналогичные существовавшим в Англии. Они должны были управлять страной, верховную власть в которой осуществлял юстициар. На побережье вырастали крепости Эдуарда. Но ему по-прежнему не хватало самого главного.