Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет… Но позвольте, если даже я об этом не знаю, то откуда вы, на Дальнем Востоке? И с дневниками, ведь слово в слово! Но это решительно невозможно!
— Видите ли, Николай Александрович… Я не только коллежский советник Банщиков, доктор с «Варяга». Я еще и Вадим Перекошин, 1988 года рождения, студент пятого курса Московского медицинского института. Поэтому я знаю некоторые вещи, которые пока еще не произошли, и знаю, что у вас не только будет наследник, у нас его назвали Алексеем, но и когда он родится, чем будет болеть и как долго проживет. А так же — что именно надо сделать, чтобы он прожил подольше, чем ему было отпущено Богом в моем мире. И дневники ваши я читал потому, что они были изданы в конце 90-х годов этого века.
— Но как вы можете быть и собой, и кем то еще? Вы сами часом не больны, Михаил Лаврентьевич?
— Нет, ваше величество, часом не болен, — усмехнулся старой шутке Вадик, пытаясь хоть немного унять нервную дрожь, — а как получилось… Мой отец, весьма крупный ученный, ставил эксперимент по переносу сознания в пространстве и времени. В результате на борту «Варяга» оказался я и еще пара человек из совсем другого времени. Из мира, который, наверное, тут уже не возникнет. Ибо в том мире «Варягу» прорваться не удалось, так он в Чемульпо и остался… Но давайте для начала о главном — о наследнике… В моем мире его назвали Алексеем…
После чего, дав небольшую передышку обрадованному (все же наследника он ожидал более десяти лет), но и слегка напуганному царю Банщиков мягко перешёл к родовой болезни британских монархов — гемофилии. Изрядно ошеломлённый комбинацией потоков мистики, предсказаний из будущего и просветительской информации Николай Александрович безропотно согласился устроить консилиум. Для дальнейшей беседы решили привлечь всех светил тогдашней медицины — Боткина, Сеченова, лейб-медика Гирша и Бехтерева, которые должны были подтвердить или опровергнуть слова Банщикова. Последний — психиатр с мировым именем, должен был, как с усмешкой сказал Банщиков, освидетельствовать меня самого, и подтвердить, что «часом я все же не болен». Единственным возражением Николая, выслушивающего рассказы о гемофилии и ее лечении во время ожидания медицинских светил, было, что все его дочери абсолютно здоровы! За что его величество нарвался на краткое изложение курса генетики для чайников и о наследовании разного вида хромосом с разными видами генетических болезней. Ход оказался весьма удачным — наука высокого градуса крепости подействовала на самодержца не хуже мистики Распутинского разлива — и там и там ни фига не понятно, но звучит умно. Впоследствии Вадик не раз пользовался этим приемом.
Оставшиеся пару часов, пока рыскавшие по Питеру курьеры собирали медиков, Вадик использовал, чтобы посвятить государя в планы Руднева. Николай заинтересовался идеей увести из под носа у вероломно напавших на Россию врагов два броненосца. Но долго концентрироваться на этой идее он не мог. Резко встав из-за стола, он извинился, попросил Банщикова чувствовать себя как дома и вышел в неизвестном направлении. Вернувшись через пол часа, Николай был в приподнятом настроении.
— Знаете, доктор, я не знаю, кто вы, откуда вы, и чего вы добиваетесь на самом деле. Но Аликс только что подтвердила мне, что она на самом деле непраздна. Она не хотела мне говорить, пока сама не была на сто процентов уверена и из-за древнего суеверия — мол, в первые три месяца лучше никому не говорить. Но, пожалуй, я начинаю вам верить. Так что там по поводу «Варяга», не утонул, значит, но никому об этом пока знать нельзя?
В присутствии спешно собранных по столице коллег Вадик резко сменил тон: никакой фантастики, мистики, главное — убедить известнейших профессионалов. С царем заранее договорились, что об истинной природе доктора никто, кроме самого императора, узнать не должен.
— В своём морском путешествии на Дальний Восток я заинтересовался исследованием привыкания русских матросов к тропическому климату. В числе прочего брал у каждого в разных широтах по две-три капельки крови для исследования, в надежде обнаружить изменения, вызываемые климатом. Сравнивал их между собой и с пробами крови аборигенов тропиков, — Вадик приступил к научной части.
— Увы, изменений состава крови в зависимости от климата мне выявить пока не удалось. Зато обнаружилась совершено поразительная вещь — все пробы можно разделить на четыре группы. И внутри каждой группы уже невозможно отличить, кровь ли это русского, татарина, малайца или корейца. В конце декабря я решился на эксперимент. Выбрал двух матросов из заведомо разных губерний, но одной и той же группы крови. Взял у каждого по четверть фунта крови и сделал их «кровными братьями», перелив кровь одного другому и наоборот, — признанные мэтры медицины кто тихо, а кто и не очень офигевали от дерзости научной практики и наглости экспериментов над живыми людьми.
— Уже спустя час после подобной процедуры оба они себя чувствовали так, словно ничего и не происходило. Это значит, что в случае хирургической операции или при заболевании крови, — Вадик постарался выделить интонацией, — можно существенно облегчить процесс возвращения пациента к нормальной жизни за счёт вливания ему крови здоровых людей. Когда же я однажды по ошибке перелил кровь не той группы раненому корейцу, тот весьма быстро скончался.
Видя, что коллеги целиком прониклись перспективами, а император несколько заскучал, обдумывая дальнейшую судьбу наследника, Вадик вытащил из рукава последний козырь: — В древнем Риме придворные медики научились облегчать роды жён Цезарей с помощью кесарева сечения. У нас же есть шанс дополнить медицинскую практику спасения жизни процедурой переливания крови — так чтобы во всех учебниках на века значилось царское донорство. И чтобы его ассоциировали не с британской или германской фамилиями, а с Россией и домом Романовых.
Вадик набрал в лёгкие воздуха побольше и чуть не поперхнулся — ему пришло на ум старое, еще большевистское прозвище Николая Второго — Николай Кровавый… Вот уж воистину — накаркали большевички. Но отбросив посторонние мысли, Вадик сосредоточился на запудривании мозгов коллегам и самодержцу.
— Но если мы промедлим, то переливание крови введут в массовую медицинскую практику и без нас. Да ещё и назовут именем какого-нибудь президента, короля или папы римского. Чтобы не потерять приоритет, и научиться спасать больных с врожденными заболеваниями крови (Николай Второй болезненно дернулся) нужно следующее, — и перешёл к изложению подробностей предстоящей работы.
Его слушателя заворожено хлопали ресницами. Вдохновленный и одновременно напуганный самодержец пообещал всемерное содействие, после чего доктора удалились, оживлённо обсуждая детали предстоящей работы. Как-то само собой получилось, что охрипший и оголодавший Вадик остался на ужин у Боткина, а потом и вовсе заночевал в одной из гостевых спален — ведь собственным углом в Петербурге он так и не успел обзавестись.
Утром за завтраком доктор Банщиков ошарашил своего коллегу просьбой организовать ему встречу одновременно с министром финансов и тремя-четырьмя представителями крупнейших русских банков. После чего спросил несколько адресов и отправился строить себе цивильное платье, подыскивать квартиру и заниматься прочими скучными, но необходимыми повседневными делами.