Банкан, выдр и ленивец отправились к кузнецу, а Визу поручили позаботиться о боевой раскраске и прочих украшениях для его возвращенного к жизни товарища. Отдохнуть путникам так и не удалось.

Они бродили по улицам Камриоки, пока не зашло солнце и его не сменил восходящий месяц. Тогда они вернулись в таверну.

Там сидел лев со своими приятелями. Заметив Банкана, он заухмылялся и что-то сказал. Лис с каракалом оглушительно расхохотались, но даже не посмотрели в сторону юноши.

«Без вас обойдемся, – сердито подумал Банкан. – Хватит одного Снугенхатта».

В загоне осталась только пара оленей, не казавших носа из стойла, и носорог с птицей.

Мощный запах дешевого пойла валил с ног. Унылый Виз сидел на краю бочки, ножки свешивались, крылья сжали скомканный беретик, голова склонилась. Не рыцарственный птах, а пернатый комочек горя. Сердце Банкана остро почуяло беду.

– Совсем ненадолго отлучился. Совсем ненадолго…

Путники вбежали в стойло. Картина, явившаяся их глазам, была убийственной. Гордое хвостовое знамя валялось в луже мочи. Разметав флажки и ленточки, раскидав доспехи, Снугенхатт оглушительно храпел.

Банкан отыскал на земле местечко почище, сел, бесцельно выдернул соломину из подстилки.

– Зачем? Зачем ты отлучался? Другого времени не нашел, черт возьми?

Разгневанный человек бросил пригоршню соломы в почивающего летаргическим сном носорога.

– Мы проиграли. – Граджелут с сожалением посмотрел на Сквилла. – Это катастрофа, мой юный друг. Увы, ваша сестра обречена.

– Не верю. – Сквилл пнул железный щит. Носорог не шелохнулся. – Вот ведь гад, а? И всего-то от него требовалось – пробыть полдня тверезым.

Где ж его хваленая доблесть, где чувство долга? Мы ж ради него вон как расстарались, чуть пупки не надорвали.

– Он был уже совсем готов идти в бой, – жалко бормотал Виз. – Ждал, сгорал от нетерпения. Так был похож на себя прежнего… Так похож! Я подумал, ничего страшного, если ненадолго его оставлю.

– Зачем же ты отлучился? – допытывался Банкан.

Клещеед боялся встретиться взглядом с человеком.

– Деньжат занять хотел под ближайшую получку. Мы тут уже целый месяц по счетам не платим. Я собирался сказать тебе, но попозже. И улетел-то на часок, а когда вернулся… – Виз указал на огромную бесчувственную тушу… – Снуг уже был тепленький. Поилка пустая. Я боюсь даже спросить в таверне, сколько он вылакал.

Выдр съехал по забору на землю, скрестил лапы на груди и спросил с омерзением:

– Ну, и че теперь?

– Будем ждать, пока проспится, – ответил Виз. – Если повезет, к утру… – Он уставился на своего громадного, но в настоящий момент бесполезного товарища. – Ничего не понимаю. Снуг так радовался, что опять идет на войну…

– И как же мы его протрезвим? – спросил Банкан. – А если и протрезвим, второй раз доспехи уже не надеть.

Он помолчал, встал и взялся… не за меч, а за куда более грозное, хоть и не во всех случаях, оружие.

Сквилл свесил голову набок.

– Э, кореш, ты че, уж не предлагаешь ли снова спеть?

– Есть идеи получше?

– А то нет? Подождем до утра, как советует эта птаха.

– Думаешь, Ниина продержится еще сутки?

Выдр уныло посмотрел на него.

– А риск? Че, ежели будет еще хуже, чем в прошлый раз?

– Другого выхода нет. К тому же нам ничего сверхъестественного не требуется. Надо только поставить этого пьяницу на ноги и указать направление главного удара.

– Ну… – Выдр все еще сомневался. – Ежели сумеем раскрыть эти чертовы зенки, остальное, можа, приложится. – Он отошел от стены. – Дай-ка покумекать. Между нами, кореш, Ниине стишки гораздо лучше удаются, чем мне.

– Ты уж постарайся, – произнес Банкан, как он надеялся, ободряюще.

Тянулись долгие минуты, наконец у юноши лопнуло терпение.

– Сквилл, пой. Или получится, или не получится, одно из двух.

Выдр кивнул, расположился поудобнее и грянул:

Ждет сраженье впереди, и нужна подмога.

Посылает нам судьба Снуга-носорога.

Че ж ты, кореш, уронил с перепою дыню?

С кем прикажешь покорять вшивую твердыню?

Ну-ка, парень, окрылись, и айда в атаку!

Честь сеструхи под огнем, собери отвагу.

На барона упади камнем с неба ясного

И бодай его, топчи педика несчастного.

Граджелут напряженно вслушивался. Банкан исторг самый вроде бы подходящий басовый аккорд из недр дуары, загадочных потусторонних краев, где рождалась не только музыка, но и магия.

В стойле заколыхался серебристый туман. Сквилл запел бодрее, хоть и попятился, не веря в собственный успех. Граджелут тоже отступил, а Виз спешно покинул бочку и повис в воздухе за спиной энергично щиплющего струны Банкана.

Горячий туман свился в тугой искрящийся вихрь над головой бесчувственного носорога. Он вращался со слабым гулом и наращивал обороты, одновременно усиливая звук. И вот уже рев так громок, что юноше с трудом удается разбирать слова выдра и подыгрывать. В вихре образовались темные сгустки. Банкан и Сквилл не сводили глаз с носорога, а тот хоть бы веком шевельнул.

Потихоньку забряцали доспехи. Чаропение все же действовало. Но ведь оно и обязано действовать, иначе Сквиллу никогда больше не увидеть Маджа с Виджи, не раскрыть тайну Великого Правдивца.

В крошечных тучах засверкали миниатюрные молнии, а пение Сквилла перешло в отчаянный лай. Вихрь взорвался с чудовищным раскатистым грохотом и такой яркой вспышкой, что на секунду все ослепли. Банкан не был уверен, что в тот миг он не прекратил играть. Когда вернулось зрение, выяснилось, что Снугенхатт перевернулся на спину, задрав все четыре ноги, под ним расстелились доспехи – этакий железный матрас. Он смахивал на труп в последней стадии окоченения и храпел при этом пуще прежнего.

Сквилл придушенно засипел и с отвращением уставился на бесчувственную тушу.

– Все, кореш, я спекся. Ничего лучше мой котелок не сварит.

Импровизировал, покуда не охрип.

Он с шумом втянул едкий ночной воздух.

– Не то что протрезвить, – пробормотал обескураженный юноша, – даже разбудить не удалось.

Он повернулся к купцу.

– Граджелут, я думаю, это конец. Без Снуга нам не справиться.

Граджелут вытаращил глаза, но не на Банкана. И не на Снугенхатта.

Чаропевческий дуэт обернулся.

– Я бы не сказал, что это конец, – заявил необыкновенно глубокий голос.

Говорил Виз. Но клещеед больше не порхал в воздухе, а стоял на земле. И он изменился. Подрос. Даже не подрос – вымахал. Когда он раскинул претерпевшие метаморфозу крылья, они отбросили широченную тень. Испуганные олени зарылись в солому и выглядывали оттуда, дрожа.