Проселок оказался вполне приличной дорогой, засыпанной гравием, по которой, правда, никто давно не ездил. Высокая трава вспыхивала дождевыми каплями в свете фар и тут же стремительно исчезала под бампером. Мрачный еловый лес обступил проселок с двух сторон. Покрытые клочьями мха стволы то возникали из темноты, то вновь проваливались во мрак.

– Ничего, потерпи, – приговаривал Глеб, обращаясь к машине. – Это твоя последняя дорога. Теперь мы расстанемся навсегда.

Он мчался, поднимая фонтаны брызг. Автомобиль бросало из стороны в сторону, задние колеса то и дело заносило. Но Глеб управлялся с дорогой и машиной играючи. Лишь однажды он чуть было не оцарапал бок о придорожное дерево.

"Ну когда же ты кончишься, наконец? – думал он о дороге и тут же добавлял:

– Помни, Глеб, дороги никогда не ведут к обрывам. Они обычно приводят к людям".

Лишь изредка Сиверов смотрел на светящийся зеленым циферблат часов на приборной панели. Пошел отсчет последнего часа. Но, судя по карте, станция была совсем недалеко.

Лес кончился внезапно. Дорога словно бы растворялась на огромном лугу, за которым яркими огнями светились станция и небольшой поселок. Глеб добрался до железнодорожного полотна и поехал вдоль него, только теперь сообразив, что можно было проехать по шоссе дальше и добраться до поселка по нормальной дороге. Он чуть не пролетел с разгону низкий путепровод, возведенный, скорее всего, еще до войны, а то и до революции, из обтесанных блоков природного камня и клепанных металлических балок. Еще несколько сот метров разбитой грязной дороги – и вот уже Глеб выехал на привокзальную площадь.

Если до этого ему казалось, что он один остался во всем мире, тот тут это ощущение покинуло Сиверова. На площади в поселке шла своя незамысловатая жизнь.

Три старушки с мешками продавали семечки, одинокое такси с московским номером поджидало пассажира у входа в вокзал. Компания парней и девчонок веселилась возле ночных киосков, торговавших сигаретами и спиртным. Наголо бритый парень в спортивном трико брызгал из баллончика со слезоточивым газом на девчонок, а те с визгом разбегались в разные стороны. Другие участники веселья ловили их и вновь тащили к гиганту с баллончиком в руках. И вновь все начиналось сначала: деланно испуганный девичий визг, матерщина, похотливый хохот.

– Идиотизм провинциальной жизни, – пробормотал Глеб, пристраивая свою машину возле старого, еще начала семидесятых годов выпуска «мерседеса», чей цвет когда-то можно было обозначить как белый. Теперь к нему оставалось применить только слово «ржавый». Но несмотря на это, за лобовым стеклом автомобиля мерно помигивал огонек противоугонной сигнализации.

И тут в голову Глебу пришла великолепная идея: чтобы потом никто не стал интересоваться человеком, бросившим машину на привокзальной площади маленького городка, стоит сделать так, чтобы ее угнали. Глеб не стал вытаскивать ключ из замка зажигания, не стал блокировать дверцы. Он даже не погасил свет в салоне, а делая вид, что страшно спешит, бросился к зданию вокзала. В зале ожидания ему не показалось ничего необычного: пара проституток, один нищий да вечно зевающая баба в белом халате за стойкой буфета. Она меланхолично покосилась на нового посетителя и продолжила прежнее занятие – набирала в рот воду из стакана и, громко фыркая, опрыскивала ею лежавшие на огромном подносе трупы бутербродов с сыром. Видно, такой способ реанимации подсохших продуктов питания был в почете в городке, и это зрелище не могло никого взволновать.

К окну со стороны улицы тут же приклеился нос любопытного парня из подвыпившей компании. Крики и гомон стихли.

«Кажется, я на верном пути», – отметил про себя Глеб и, отыскав глазами табличку с мужской фигуркой, направился в туалет. Сквозь дырку, протертую в зарисованном масляной краской стекле, он выглянул на улицу. Один из парней, крадучись, приближался к его автомобилю. Остановившись, огляделся. Остальные участники веселья старательно изображали свою заинтересованность афишей полугодовой давности на тумбе возле стоянки таксомоторов. Парень надавил рукой на капот, раскачал машину, проверяя тем самым, стоит она на сигнализации или нет.

– Ну, быстрее же! Быстрее же! – говорил Глеб, переживая из-за нерешительности угонщика.

Наконец, у того хватило смелости открыть дверцу. Глаза его округлились от радости. Парень заметил ключ, торчащий из замка зажигания. Еще пятнадцать секунд – и автомобиль Глеба, взревев мотором, петляя в неопытных руках, понесся по темной улице.

Сиверов вздохнул с облегчением. Явно путь угонщика лежал до ближайшего гаража кого-нибудь из его друзей. Там автомобиль разберут на запчасти, номера выбросят в реку, и никому не придет в голову интересоваться его прежним владельцем. Единственное, о чем пожалел Глеб, так это о немецком наборе гаечных ключей, оставленных в багажнике. Но не таскать же с собой не только пистолеты, но и набор ремонтника! И Сиверов пообещал, что, вернувшись в Москву, купит себе точно такой же.

Теперь уже незачем было разыгрывать простачка. Глеб перебрался в зал ожидания. В расписании значилось, что поезд Москва-Адлер стоит здесь всего две минуты. К вокзалу уже начали подтягиваться местные бабки с товаром. Глядя на них, можно было подумать, что в городке ничего, кроме соленых огурцов, водки, пива да соленой и сушеной рыбы не производят. Среди прочих выделялась одна, имевшая узкую специализацию – жевательные резинки, дешевые китайские конфеты на палочках, целые наборы шоколадок – настоящий «Детский мир» на двух ногах.

В динамиках громкой связи послышалось урчание, затем зафонил микрофон и только после этого сонный голос произнес:

– Поезд Москва-Адлер прибывает к восточной стороне вокзала.

Боже, как здесь все торжественно! Восточная сторона, западная… Нет чтобы назвать все попроще: первый путь и второй.

Зазвенел звонок, загорелась красная табличка «Стойте». Вдалеке показались три ярко-огненные точки. Загудели рельсы. Ни встречающих, ни провожающих – только одни железнодорожники да Глеб Сиверов вышли к поезду. Глеб прошелся по перрону и, став у столба с табличкой «Место остановки локомотива», отсчитал шагами местоположение своего вагона. Ошибся он немного.

Поезд замедлил ход, залязгали буфера. Перед лицом Глеба проплыли, словно экраны больших телевизоров, окна вагонов, и вместо шестого перед ним оказался седьмой. Бабки со своим товаром побежали вдоль поезда с небывалой для их возраста прытью.

– Водка, пиво, закуска! – кричали они.

«И откуда только взялись» – пожал плечами Глеб. – Только что перрон был пуст…"

Крики уже затихали в конце поезда, когда дверь шестого вагона наконец-то отворилась, и в проеме показался проводник с недокуренной сигаретой в зубах.

– Может, опустишь подножку, приятель? – недружелюбно осведомился Сиверов у проводника.

Тот смерил его пренебрежительным взглядом с высоты своего положения.

– А у тебя что, билет есть?