Всякий раз, когда Женевьеве надоедала приглушенная, замкнутая красота монастыря или когда программа, действующая по принципу генератора случайных чисел, вдруг запускала дождь вне расписания и небо над двором серело, а лица и руки гуляющих людей покрывались налетом влаги, Женни радовала эта иллюзия неподвластной контролю природы. Тогда они отправлялись внутрь, бродить по мрачноватым глубинам аббатства, или скрывались от дождя и уныния в местах, которые Ник называл Иерихонской гостиной и Иерусалимской палатой — старинные, непонятные названия некоторых помещений в жилой части, чья вневременная, нематериальная роскошь до странности не сочеталась с древней каменной кладкой стен.

В этой жилой части Ник, никогда не отказывающийся от попыток достичь наибольшего правдоподобия — как для того, чтобы предвкусить жизнь человека во плоти, так и для того, чтобы успокоить Женни, — поместил виртуальных роботов обслуги, подающих им виртуальную же пищу и напитки. Процесс еды и питья, похожий на тот, который Женни помнила по материальной части своей жизни, утолял голод и жажду — или вызывал изменения, казавшиеся им аналогом утоления настоящего голода и жажды, насколько она помнила это ощущение.

Не то чтобы Женевьева во время пребывания в аббатстве на самом деле испытывала голод или жажду или хотя бы уставала до изнеможения — точно так же, как не испытывала она и боли. Ник неусыпно заботился о том, чтобы жизнь Женевьевы протекала с наибольшими удобствами. Потому он оставил ей лишь размытое подобие плотских ощущений.

Постепенно Женни поняла, что в таком образе жизни недостает многих вещей, тонких, неуловимых, не настолько очевидных, как дыхание или прикосновения. Это вызвало у Женевьевы беспокойство. Она никак не могла точно вспомнить, что же это за недостающие ощущения и чего же еще она лишена.

— Ник, я не могу описать тебе все, чего здесь недостает. Но на самом деле тут не хватает очень многих деталей настоящей жизни.

Конечно, Ник удивился — каким глупым он иногда бывает! — и заинтересовался. Он был одновременно смущен, заинтригован и задет за живое.

— И что это за детали? — настойчиво поинтересовался он.

— В том-то и дело! Я не знаю, я лишь чувствую, что чего-то не хватает! Если бы я знала, чего именно… — Женни махнула рукой и стиснула кулаки, дав наконец выход раздражению.

В конце концов Женевьева сумела подобрать слова, чтобы описать хотя бы один из недостающих компонентов реальной жизни.

— Здесь, в нашем мире, как вы называете это место, нет ничего достаточно прочного. Все скоротечно, преходяще, в любой миг готово измениться. Вы, я, дождь, камни, небо — все-Мне кажется, — возразил Хоксмур, — что в мире, который вы называете настоящим, тоже нет ничего неизменного. Даже наши тела, если мы их получим, со временем износятся и разрушатся.

— Но не скоро, Ник, очень не скоро! А пока у нас будут тела, мы будем настоящими. Тем временем мысли Женни зацепились за камни аббатства, как за нечто такое, что хоть отчасти предлагало некую длительность, баланс между постоянством и непрерывным изменением. В этом было что-то утешительное.

Однажды Женни поинтересовалась у своего кавалера, встречался ли он когда-нибудь с кем-нибудь еще из электронных людей.

— Нет. Если, конечно, не считать вас и экспертных систем наподобие Фрейи или Локи, нового телохранителя босса. Но это совсем другое дело.

— А что собой представляет этот Локи?

— Как бы вам объяснить… В общих чертах характер совпадает с моим, но гораздо более параноидальный. Что еще… Локи подвижен и силен — в том смысле, в каком может быть силен оптэлектронный человек.

— У вас с ним хорошие отношения?

— Не очень. Полагаю, у него ни с кем нет хороших отношений. Локи не для этого создан.

Как-то раз Ник, чтобы сделать Женни сюрприз, не предупредив ее, добавил к звуковому оформлению аббатства весьма реалистичные звуки бегущей воды — это не считая шума дождя. То был шум потока, и он становился тем громче, чем ближе Женни подходила к западному входу. Женевьева никогда прежде не открывала эти двери. Теперь же Хоксмур распахнул их перед ней, и Лондон исчез. Осталась лишь небольшая речушка с мостиком из замшелых камней. За мостиком начиналась тропинка, ведущая в глухой лес.

— Нет, Ник. Нет. Закройте дверь. Я не хочу никаких развлечений. Единственное, что мне нужно, — это…

— Да, я знаю, любовь моя. Я знаю, чего ты хочешь, и делаю все, что в моих силах, чтобы достать это для тебя.

На следующий день, когда они поднялись на самый верх северной башни, Хоксмур указал на Темзу, поднявшуюся от прилива. Ее было неплохо видно, если знать, куда смотреть. Посмотрев за здание парламента (так назвал его Ник), Женни без труда нашла широкую извилистую реку, в точности совпадающую видом с описаниями. За завесой виртуального дождя в отдалении виднелись лондонские башни, явно более поздней постройки, чем аббатство.

Но все было без толку. У Женевьевы хватало сил выносить свое нынешнее состояние лишь благодаря способности в любой момент погружаться в сон одним лишь усилием воли. Женни бессчетное количество раз пользовалась этим убежищем, но часто, проснувшись, обнаруживала, что не чувствует себя отдохнувшей, вне зависимости от того, сколько длился сон. Самое большее, на что могла надеяться Женни, — это продлить процесс временного выключения, просто входя в свою спальню и впадая в постепенно усиливающуюся дремоту.

Оставшись наедине со своими мыслями, пока Женни снова погрузилась в сладкий сон, — во всяком случае, Хоксмур надеялся, что ее сон действительно сладок, — Ник убрал со своего виртуального тела одежду и теперь обнаженным стоял перед электронным зеркалом, действующим во многих измерениях. Ник сам изобрел это зеркало. Оно не могло существовать в обычном пространстве, но зато здесь одновременно показывало Хоксмура спереди, сзади, с боков, сверху и снизу.

Знания Ника о человеческой анатомии и о том, какие формы, размеры, устройства и ткани тела обычно считаются желательными, были почерпнуты им не только из банка данных, но и непосредственно из наблюдений за поведением людей. Ник наблюдал за ними и в этом путешествии, и в предыдущих, причем наблюдал и в такие моменты, когда сами люди были уверены, что сейчас их никто не видит.

До введения в строй Локи тайное наблюдение Хоксмура распространялось и на премьера, особенно когда Варвара Энгайдин делила с Дираком комнату и постель.

Но в лице Локи Дирак приобрел удобное средство держать Ника на расстоянии, когда его присутствие было нежелательно, и вызывать его, когда в том появлялась нужда.

Ник почти убедил себя в том, что его познания в человеческой любви уже куда значительнее, чем просто теоретические. С момента своего создания — первые воспоминания Хоксмура относились к тому моменту, когда он осознал себя и ощутил, что может контролировать большую часть яхтенной электроники кончиками своих электронных пальцев и делать все, что захочет, — так вот, с этого момента ему неоднократно представлялась возможность наблюдать за самыми интимными биологическими действиями и хорошо знакомых ему людей, членов команды, и гостей яхты. Несомненно, для воспроизведения сексуального возбуждения, любви и удовольствия требовалась невероятно сложная программа, но Хоксмур гордился тем, что не существовало программистской задачи, которая оказалась бы ему не под силу.